Петербургский пленник | страница 37



Я иду, бесконечной надеждой согрет,
В Петербург, но его уже все-таки нет
Там было легко найти приют
Пушкина там еще помнят и ждут
День за днем, то теряя, то путая след
Я иду в этот город, которого нет.
Там для меня горит очаг
Как вечный знак забытых и-истин
Мне до него последний шаг
И этот шаг длиннее жизни-и!
Кто ответит мне, что судьбой дано
Пусть об этом знать не суждено
Может быть за порогом растраченных лет
Я найду этот город, которого нет?

Такого шквала аплодисментов труппа не ожидала. Они длились и длились, а на сцену к ногам Алеши стали лететь букеты. Тот собирал их, улыбаясь и плача одновременно… Дмитрий же втихомолку торжествовал: он столько сил вложил, воссоздавая эту очень непростую песнь…

Глава шестнадцатая, в которой концерт в Большом театре набирает градус

Наконец зрители успокоились и «мсье Персонн» им сказал:

— Как вы знаете, в Петербурге квартирует полк кавалергардов, охрана императора. Мы посвятили этим бравым ребятам две песни. Варенька, спой, пожалуйста, первую…

Скрипки заиграли знаменитое сентиментальное вступление, а Варя вышла из-за кулис в пышном белом-белом платье и в нужный момент запела:

— Кавалергарда век недолог…

Ей тоже очень хлопали и бросали цветы. Дождавшись тишины, Митя, извлекая из гитары звуки «умп-умп-умп-умп», запел чрезмерно браво:

— Почетна и завидна наша роль!

(Оркестранты подпели: да наша роль, да наша роль)

Не может без охранников король…

Зал развеселился, отмяк душой и тоже отдал должное этой юморной вещице. Теперь настала пора выступления Полины.

— Мадмуазель Полин споет романс из жизни польских дам, хотя и по-русски, — объявил Лазарев.

Полина вышла из-за кулис невероятно элегантная, в черном фраке, на тех самых 12-сантиметровых каблуках, с воткнутой в длинный мундштук сигаретой (шелест прошел по рядам партера, амфитеатра и на балконах) и стала прохаживаться вдоль рампы под скрипичный проигрыш. Но вот зазвучал ее низкий, слегка вызывающий голос:

— Гаснут, гаснут костры, спит картошка в золе
Будет долгая ночь на холодной земле

Допев «Пани-панове» Окуджавы до конца и получив щедрые аплодисменты, она вдруг сошла в зал и пошла вдоль первого ряда, пристально всматриваясь в лица мужчин. Перед одним красавцем остановилась, ткнула обличительно пальцем и горько запела-завыла под рыдания скрипок:

— Еще вчера в ногах лежал
Равнял с китайскою державою
Враз обе рученьки разжал
Жизнь выпала копейкой ржавою
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая,
Ах, что ты милый сделал мне