— Пошли с нами, — предложил я.
— С вами? — встрепенулся он и весь обратился в слух, напрягся; он устал, пока я повторил:
— Пойдем, пойдем!
Тухия хотел было опять отказаться, но потом заглянул мне в глаза, погладил Зазу по голове:
— Как ты вырос, Заза, — и осклабился.
Польщенный Заза просиял.
Тухия наклонился к нему, наставительно поднял указательный палец:
— Смотри не балуйся, — и скосил глаза в мою сторону. — Слушайся Гогиту!
Мы сели к столу.
Я заметил, как мама, стоя за спиной Тухии, растерянно вскинула брови и развела руками. Она испекла всего два тоненьких мчади, так что приходилось по пол-лепешки на каждого — на бабушку, маму, Зазу и меня. Мама и бабушка из своей доли обычно подкладывали Зазе. Была еще стручковая фасоль — полчугунка. И все. Покуда мама раздумывала, как поделить лепешки, я сказал, что мне не очень хочется есть.
Мама поставила перед каждым из нас по тарелке фасоли, положила по половинке лепешки, а сама взяла у бабушки Татию и, повязав голову платком, отошла в сторону.
— Кушайте, ребята, у меня что-то голова разболелась, не хочу есть совсем.
Но Тухия уже не слышал ее. Он отломил кусок мчади, загреб им фасоль из миски и одним духом отправил в рот. Не прожевывая, он проглотил все это, широко улыбнулся и похвалил мамину стряпню.
Мама попросила ее извинить: мол, фасоль без орехов, да и соли, кажется, маловато.
Тухия попробовал еще и не смог согласиться с мамой.
— Ешь, сынок, ешь, если нравится, — сказала мама и, повернувшись к нам спиной, сунула девочке грудь.
Тухия быстро проглотил свои пол-лепешки и сообщил — на этот раз бабушке, как вкусно готовит мама. А у бабушки вдруг начались рези в желудке. Она отказалась от еды и свою долю мчади тоже положила Тухии.
— Ешь на здоровье, милый!
Тухия заинтересовался, что же это с бабушкой.
— Давно это у вас? — спросил он.
— Давно… Да нет, не так чтоб уж очень давно, сынок, — отозвалась бабушка.
— А знаете что… — Тухия положил в рот кусок и задумался. — От резей теплое молоко очень хорошо помогает. У Пилипе, — припомнил Тухия, — такие боли были в желудке — прямо помирал человек, — ни лобио есть не мог, ни мчади, только на сухом печенье держался и теплое молоко пил с сахаром. Пил, пил. Долго пил, а теперь поглядишь — ничего, жив-здоров, и ест что угодно, чего коза не ужует. Сам видел!
Тухия увлекся разговором и не заметил, как и я подложил ему половину своей доли.
Заза одним духом справился со своим обедом и теперь с завистью поглядывал на гостя.
