«Печаль моя светла…» | страница 78
Наконец все вздохнули с радостным облегчением. Мама была счастлива воссоединению со своей любимой сестрой, почти погодком, с которой вместе росла и всегда была очень дружна. Мишенька стал главным объектом любви и поклонения всего без исключения большого семейства, не говоря уже обо мне. Не только я как младшая, но и мои родители, и даже бабушка наконец-то близко узнали дядю Ваню – высокого и красивого, с типичной украинской внешностью, как теперь говорят, «западэнця». Папа, коренной русский, долго живший в Москве, прежде всего сразу же заметил и восхитился родниково-чистым литературным языком стопроцентного украинца, без всякой примеси обрусевшей речи. Если же прибавить, что Маринин муж оказался очень добродушным и заботливым, всегда веселым и остроумным, то неудивительно, что они с папой быстро составили для бабушки дуэт любимых зятьев. Их пара постоянно наводила всех соседей и гостей на ассоциацию с набиравшим тогда популярность комедийным дуэтом электрика Штепселя и милиционера Тарапуньки (талантливые артисты Ефим Березин и Юрий Тимошенко, поднявший до эстетических высот название малюсенькой полтавской речонки). Этот дуэт впоследствии гремел на всесоюзной эстраде чуть ли не четыре десятилетия, пока были живы оба украинских друга. На мой взгляд, автор диалогов русского с украинцем (Александр Каневский) замечательно точно схватил дух и прелесть братской близости двух языков, благодаря чему их речь была абсолютно понятна как украинцу, так и любому русскоговорящему человеку. Эти две системы речи с почти общими словарем и грамматикой, но с сильно различающимся произношением таили в себе большой комический заряд.
Точно такое же двуязычие звучало и у нас дома, сначала благодаря дяде Антону, его родным, соседям, а после войны плюс еще благодаря очень чистой украинской речи шутника дяди Вани. Поэтому его реальные разговоры с моим отцом часто не уступали юморескам киевских артистов.
Дядя Ваня точно так же легко входил в любой коллектив, судя по тому, что, только начав работать врачом-дерматологом железнодорожной больницы (через несколько лет стал там главным врачом), тут же обзавелся огромным количеством друзей, знакомых, а также человечьих, собачьих, кошачьих протеже не только в районе больницы, расположенной на Подоле, но и по всему городу. Дело в том, что Ивану Андреевичу все доверяли и как врачу (не удивительно: он тут же наводнил дом, чердак и даже местами сад книгами и медицинскими журналами по венерологии и дерматологии, очень и очень конфузившими моего папу, гуманитария до мозга костей и отца двух читающих подростков), и как ветеринару по первому его образованию.