В последний день моего четвертого учебного года, день расставания с Анной Яковлевной, вместе с другими родителями пришла моя бабушка и преподнесла ей от нашей семьи букет роз и хрустальную вазу. При этом она была поражена тем, что Анна Яковлевна участливо спросила: «Зачем же вы ждали конца?» Наивная бабушка сначала даже не поняла смысла, и после возникшей паузы ей осталось только развести руками…
Чтобы больше не возвращаться к личности моей первой учительницы, расскажу и о дальнейшей ее жизни. Она оставалась очень авторитетным в городе педагогом-методистом начальных классов, живо интересовалась своими выпускницами, когда мы учились все последующие шесть лет. Гордилась нашими отличными успехами и скончалась от рака очень рано, на 49-м году жизни, притом в день первого нашего выпускного экзамена.
Наверное, с высоты прожитых лет мне только кажется, что в моей детско-подростковой жизни ощущался рубеж на стыке начальной и средней школы. Но ведь у меня в этом возрасте совпало сразу несколько своего рода психологических потрясений: и переход от совсем детского, одноокошечного взгляда на мир из стен класса Анны Яковлевны к полифоническому влиянию многих учителей; и выход за пределы хоть и большой, но только маминой семьи; и выезд из стен своего города Полтавы; и наконец, просто первое осознанное знакомство с Россией!
Помню, как уже в вагоне была неприятно поражена, когда увидела после веселых белых украинских хаток удручающие цветом деревянные избы – «избы серые» «нищей России», воспетые А. Блоком. Зато и как же я их потом полюбила в архангельских и вологодских деревнях в студенческие годы! Не случайно из всех чудесных пейзажей И. Левитана мне очень дороги именно все его «Избы» – на фоне багрового заката, после заката и освещенные солнцем. С большим огорчением отметила я про себя после привычных мальв, сирени или подсолнухов «коло хаты» – пустые лужайки или некрасивую картошку под окнами (как потом оказалось, ни к чему растительность, если комары в северном климате не дают житья).
Но как же восторженно мы с братом встречали за окнами поезда вместо уже не замечаемых нами лесостепных пейзажей – необыкновенно прихотливо раскидистые дубы, плавно переходящие в сплошной дубняк, а потом стройные и нескончаемые прозрачные березовые рощи. И как поразила своей грандиозностью Москва – с ее устремлениями не только в высь новых зданий и в ширь площадей, но и вниз, в сказочно-праздничные, как мне тогда казалось, подземные залы метро (это потом уже узнала про их архитектурный замысел как дворцов прекрасного будущего).
