В отчаянии я съездил в город и купил прописанные Малле лекарства. У меня не было никаких дурных симптомов. Выпитый бульон не вызывал ни горечи, ни тошноты. Я поел кое-как и занялся Элианой. Ей стало полегче, и магнезию она приняла с большим мужеством. Я помог ей умыться и вымыть руки.
— Вспомни, — попросил я, — когда ты встала утром, что ты делала?
— Какое это имеет значение? — прошептала Элиана.
— Очень большое. Ты умылась, а потом?
— Выпила чашечку кофе.
О кофе я совсем позабыл.
— Вкус был как обычно? Может, чуть более горький? Или какой-то странный?
— Да нет…
— Ну а потом?
— Снова легла в постель — у меня закружилась голова. А потом пришел ты, вот и все…
— А во второй половине дня, когда я был в Шалоне, что ты пила?
— Стакан «Виши».
Бутылка еще стояла на столе. Я осмотрел ее, понюхал, отпил глоток воды из стакана Элианы.
— Ее открыла матушка Капитан?
— Да.
Ну разумеется! Что я задаю дурацкие вопросы! Старушка взяла первую попавшуюся бутылку из шкафа. И, по всей видимости, в бутылке тоже нет ничего вредного. Я спустился в кухню. Кофейник был еще почти полный. Я заставил себя выпить полчашки холодного несладкого кофе. Думаю, что был бы счастлив — честное слово, счастлив, — если бы почувствовал резь в желудке и увидел, что стены вокруг меня поехали. Но и кофе оказался безвредным. В конце концов, и Малле мог ошибиться. Я стал подыскивать доводы, какими мог бы оспорить его диагноз. Сходил даже в кабинет и просмотрел справочник по токсикологии. Но к чему отрицать? У
Элианы налицо все симптомы отравления мышьяком. Они бесспорны.
Выбора у меня нет: я должен охранять ее день и ночь, проверяя все, что она подносит ко рту. И если у меня нет других средств, я поеду к Мириам, приму все ее условия, умолю ее, но спасу Элиану. Завтра воскресенье. В понедельник я помещу объявление в газете, что на некоторое время прекращаю практиковать. Я лежал возле уснувшей Элианы и часами пережевывал одни и те же мысли. Смягчить Мириам? Но как? Сказать, что я думаю? И даже заняться приготовлениями? Но и тут я обманываюсь. Мне все кажется, что если она будет далеко, то не сможет навредить Элиане. Но если она опасна на расстоянии пятнадцати километров, то почему станет менее опасна на расстоянии тысячи пятисот или трех тысяч? Я читал в журналах, что один знаменитый велогонщик умер в Европе от таинственной болезни, которую наслали на него негры, которых он обидел в Африке. И тут может быть то же самое. Хотя в журнале могут и приврать. Но, может, я наконец проснусь от дурного сна? Я уже больше не знал, сплю я или бодрствую. Сознание отключилось. На рассвете я пришел в себя. Наступил еще один тоскливый день. И сколько таких еще будет дней, ночей и горьких пробуждений? От всего сердца я послал проклятие Мириам. Том скреб на крыльце. Я открыл ему. Началось воскресенье.
