, тест Дрейза, эксперименты с радиацией, тепловыми ударами и многие другие из описанных выше могли бы дать нам гораздо больше информации о человеческой реакции на экспериментальную ситуацию, если бы проводились на людях с тяжелыми повреждениями мозга, а не на собаках и кроликах.
Поэтому всякий раз, когда экспериментаторы утверждают, что их опыты достаточно важны, чтобы оправдать насилие над животными, спрашивайте их, готовы ли они взять для экспериментов человека с пораженным мозгом, находящегося примерно на той же ступени развития, что и подопытные животные. Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь всерьез предложил провести описанные в этой главе эксперименты на людях, пусть даже с поражением мозга. Порой действительно появляется информация о медицинских экспериментах, проведенных на людях без их согласия; в одном из случаев речь шла как раз о детдомовских детях с задержкой умственного развития, которых намеренно заражали гепатитом[139]. Когда о подобных экспериментах на людях становится известно, это обычно вызывает вспышку справедливого общественного негодования. В дальнейшем такие истории часто приводятся как примеры бездушности ученых, которые находят оправдание всему, что может пойти на пользу науке. Но если экспериментатор заявляет, что его опыты достаточно важны, чтобы оправдать страдания животных, то почему они не настолько важны, чтобы оправдать страдания людей, находящихся на той же ступени умственного развития? В чем разница между такими подопытными? Только в том, что одни представляют наш вид, а другие – не наш? Но ссылаться на эту разницу – значит проявлять предрассудки не более содержательные, чем расизм или любая другая форма сознательной дискриминации.
Аналогия между видизмом и расизмом применима в области экспериментов как в теории, так и на практике. Неприкрытый видизм ведет к проведению болезненных опытов на представителях других видов на том основании, что эти эксперименты позволяют получить потенциально полезные знания о нашем виде. Столь же неприкрытый расизм поощрял болезненные эксперименты на представителях других рас на том основании, что благодаря им можно получить потенциально полезные знания о людях той расы, к которой принадлежали экспериментаторы. При нацистском режиме в Германии почти двести врачей, многие из которых были признанными авторитетами в области медицины, ставили эксперименты на узниках из числа евреев, поляков и русских. Тысячи других врачей знали об этих опытах и даже читали о них лекции в медицинских академиях. При этом, судя по конспектам, никого не беспокоили ужасные травмы, наносимые людям «низших рас»: доктора сразу переходили к обсуждению новых медицинских знаний, которые можно извлечь из опытов. И никто даже в самой мягкой форме не выражал протеста по поводу самой природы экспериментов. Поразительны параллели между тогдашней ситуацией и поведением экспериментаторов сегодня. Тогда, как и сейчас, жертв экспериментов подвергали переохлаждению и перегреву, помещали в декомпрессионные камеры. Тогда, как и сейчас, эти опыты описывались бесстрастным научным жаргоном. Следующий абзац взят из отчета нацистского ученого об эксперименте на человеке, помещенном в декомпрессионную камеру:
