— Вам нужно было уважение окружающих?
— Во всяком случае, покой, — ответила она, ничуть не обидевшись.
— И вы остановили выбор на Мартоне, потому что он был податливее других?
— Возможно, хотя я и не отдавала себе в том отчета.
— Вы уже знали, что он фактически импотентен?
— Да. Но я искала иное.
— Первое время вы с ним были счастливы?
— Слишком громко сказано. Просто мы находили общий язык.
— Потому что он делал то, что было угодно вам?
Госпожа Мартон сделала вид, что не заметила ни вызова, прозвучавшего в словах комиссара, ни выражения его лица.
— Такого вопроса я себе не задавала.
Ничто не могло вывести ее из себя, хотя и было видно, что она несколько утомлена.
— Когда вы встретились с Гаррисом или, если вам угодно, Морисом Швобом, вы любили его?
Поразмыслив, видно для того, чтобы придать больше веса своему ответу, Жизель произнесла:
— Вы все время произносите это слово. Прежде всего Морис мог изменить мое положение. Я никогда не считала, что пригодна лишь на то, чтобы целый день стоять за прилавком.
— Он сразу стал вашим любовником?
— Смотря что вы подразумеваете под словом «сразу». Спустя несколько дней после знакомства, если мне не изменяет память. Мы этому не придавали значения.
— Ваши отношения носили скорее деловой характер?
— Да, если вам угодно. Я так и знала, что из двух мотивировок вы выберете наиболее низменную. Я бы выразилась иначе: мы с Морисом почувствовали себя сродни…
— Потому что вы оба честолюбивы. А вам не приходило в голову развестись, чтобы выйти за него замуж?
— Зачем? Морис женат на женщине гораздо старше него, обладающей состоянием. Благодаря ей он смог открыть салон на улице Сент-Онорэ. Что же касается остального…
Фразу эту она произнесла с таким видом, словно остальное имеет так мало значения!
— Когда вы заподозрили, что ваш муж не вполне здоров психически? Ведь у вас было такое впечатление, не так ли?
— То было не впечатление, а уверенность. С самого начала я поняла, что он не таков, как остальные. Были периоды, когда он взахлеб рассказывал о своей работе, воображая себя гением. А бывало и так, что он называл себя неудачником, над которым все смеются.
— В том числе и вы.
— Разумеется. Думаю, так было и прежде. В периоды уныния он был мрачен, чем-то встревожен, с недоверием поглядывал на меня и в тот момент, когда я меньше всего ожидала, принимался осыпать меня упреками. Иногда, наоборот, начиналось с разного рода домыслов.
— А у вас не появлялось желания оставить его?
