— Не знаю. Просто я ее хорошо изучил. Уверен, она что-то заподозрила. У женщин обостренное чутье. А у нее такой характер, что, почуяв малейшую опасность, она первой нанесет удар. Вы понимаете, что я имею в виду?
Снова пауза, во время которой Мартон с укором смотрел на Мегрэ, словно досадуя на то, что комиссар не откровенен с ним.
— Она здесь была?
Комиссар помолчал в свою очередь, понимая, какую ответственность берет на себя. Если Мартон не вполне здоров душевно, то ответ окажется решающим для будущего его поведения.
Еще несколько минут назад Мегрэ хотел позвонить доктору Пардону и попросить его присутствовать при встрече с Мартоном. Но разве медик не предупреждал его, что мало смыслит в психиатрии?
И вот Ксавье Мартон сидит в полутора метрах от комиссара, разговаривает, жестикулирует, будто обыкновенный посетитель. Возможно, и вправду это нормальный человек, который, почувствовав, что над его жизнью нависла опасность, пришел в полицию, чтобы откровенно поделиться своими опасениями. Но, может быть, это психопат, страдающий манией преследования, который хочет, чтобы его успокоили? Может, перед ним помешанный? Наконец, возможно, это человек, которому в голову лезет всякая чушь, в известном смысле тронутый, но в ясном сознании, умный, выработавший во всех деталях план, который он решил осуществить любой ценой.
Невзрачное лицо. Обыкновенный нос, глаза, рот, уши. Видно, оттого, что с холода попал в жарко натопленное помещение, или же от начинающейся болезни, о которой он упомянул, глаза у Мартона блестели.
А может, о том, что его лихорадит, он сказал нарочно, зная, что у него блестят глаза?
Комиссару стало не по себе. Ему пришло в голову, что посетитель этот пришел к нему лишь для того, чтобы спросить о своей жене. Уж не следил ли он сам за ней? Зная, что она приходила на набережную Орфевр, он надеется выяснить, что она сказала.
— Да, приходила, — признался наконец комиссар.
— Что же она вам рассказала?
— Здесь на вопросы отвечают, а не задают их.
— Прошу прощения.
— Ваша жена очень элегантна, господин Мартон.
На лице гостя возникло некое подобие улыбки, в которой сквозили насмешка и горечь.
— Я знаю. Она всегда мечтала стать элегантной. Она решила стать элегантной.
Мартон подчеркнул слово «решила», словно в письме. Мегрэ вспомнил, что собеседник его уже прибегал к такому способу выделять важные слова. В какой-то работе по психиатрии комиссар читал, что манера то и дело подчеркивать те или иные слова служит нередко доказательством того, что…
