Почему она не пошла за мной? Наверное, такова «структура момента». И не было придумано Им иначе.
Грубые часы, что висят обычно над башками акул с Уол-Стрит, отмеряли мое время. Я грел кровать. Просто так лежать глупо. Какой в этом смысл? А я грею. И слышу двух голосов перекличку: «тик» — спрашивает один. «Так» — отвечает другой. И вечно так.
Они нашли друг друга, и неразлучны. Не бывает «тика» без «така». А человеки бывают. Для кого грею?
Был такой американец, который был немец, по папе с мамой. Все американцы кто-то по папе с мамой. И был он писателем великим, недолблёным. Воннегут Курт звали его.
Написал Курт Воннегут «Колыбель для кошки». В ней же ее и убаюкал. Не кошку, а идею времени. Уже слишком дряхлую и доказанную, чтобы быть правдой.
Время, это не когда сначала «тик», а потом «так». Оно нелинейно, говорит писатель. Человек смотрит на свою судьбу, как скалолаз — на горный хребет. Преодолел одну возвышенность, за ней открылась другая, а потом еще… Наша жизнь — архипелаг. А каждая гора в нем — тот или иной момент, структуру которого не изменить. Горы не сдвинуть «свободой воли». Они были созданы не нами, не нам их и менять. В начале маршрута не видно всех вершин. Они случаются по мере продвижения по жизненному пути. И все наши решения, все измены по субботам и тэкилы по пятницам, всё это определено было. Не нами. Недвижимо. Воннегут придумал романтичный фатализм. Если, конечно, фатализм может быть неромантичен.
Она спасает. Вера, что «там» было решено, а тебя и не спрашивали. Люди поют эту колыбельную своему разуму. И он засыпает.
Предательство не переживаемо. Оно — как инфаркт — остается с тобой навсегда. И от каждого нового, все грубеет и грубеет сердечная кожица.
Когда человек предает, ты испытываешь боль, равную всем счастливым минутам, разделенным с ним. Так равнодушные вселенские весы уравновешиваются. Эту фразу я тоже украл. Уже у Цыпкина.
Мы были очень близки и очень счастливы. За все приходится платить. После.
Она не пошла за мной. Это значит, что я выбрал самую лучшую главу для Шефства. Видите ли, женщин не возбуждают Революции. Поэтому на войне они — милосердия сестры в белых одеждах.
Под юбками это вовсе не мечтательницы. Не идеалистки. Это видно, когда они голенькие. Опущенные. С меловым ценником на подошвах. Все они такие, с ценниками.
Им не сносит голову ветер перемен. Надувательство, твоя грудастая «Свобода…», Делакруа. Надувательство! Кровь для женщины — просто кровь. Бессмысленная и беспощадная. И уж точно не топливо, не жертва во имя «свободного будущего».
