Мой Совет | страница 59

Моя «власть» была иллюзорна. Она была шутошна. Она была игрой, в которую мне надоело играть.

З., как и я когда-то, не понимал этой иллюзорности. Он пока не посмотрел на себя со стороны. Интеллектуально честно.

С Советом мне больше не по пути. Они хотят сценку, и как бы я ни старался, это невозможно изменить. В одиночку и за полгода уж точно.

Совету наплевать на меня, но не мне на него. И если я уйду сейчас — в эту самую секунду — что останется после? А я отвечу: все мои усилия уйдут в песок. НДП погибнет. А следом и Шефство с Лекторием. Потому, что З. не любит демократию, не понимает, как развивать Шефство и считает Лекторий моей вотчиной. А как поступают с вотчинами бывших?

О Лектории я расскажу, но позже. Это нереально важная для меня вещь. И полезная — в отличие от Совета — для других.

Я видел только один выход: уйти, но не дать З. стать председателем. Спасением стала бы элегантная рокировка.

Я нашел полную противоположность З. Ей стала компактная дерзость — чир-девочка из девятого. Она была волевая, но ветреная. Худший коктейль, но лучшего не было.

Она много говорила о мальчиках. И нарочито оголялась душою перед кем-попало. Она была больной, честно говоря. Больной самой редкой болезнью на свете — искренностью.

Почему я выбрал ее? По наитию. Как-то, сидя на карантине в одних трусах и пиджаке, я оглянулся вглубь зумовского крольчатника. И начал выбирать. В лотке первом — бесхребетная, во втором — грубая, в третьем — я. Вот мы, тушки советские.

Я задал странные рамки: мне нужно было что-то волевое, но послушное. Что-то пробивное, но обучаемое. С первым «приемником» я ошибся. И не мог позволить себе поставить не на того снова.

Я выбрал Чирлидершу, потому что ее ненавидел З. А та — его. Мне не пришлось ее мотивировать, вот в чем фокус. Вкус победы над давним противником делал это за меня. Но больше ее ничего не возбуждало. Ни ценности, в которые я веровал, ни я сам. Тогда я не уделил этому много внимания. «Ненависти хватит» — рассуждал я. И второй раз ошибся. Не ненавистью Рим строился. Не ненавистью.

Мы начали тренироваться. Она слабо говорила. Огня много, а ребрышки не сжарить. Вы понимаете.

По вечерам мы встречались в зуме и занимались. Я учил ее риторике. Учил выступать, произносить речи. А фоном — встраивал идеи. Это было чудное время. Я жду старости, когда волосы мои поседеют, и по годам мне станет в мудрецы метить. Сидеть под скрипучей сакурой и наставничать молодых.