Наверняка описанными выше событиями дело не ограничилось, поскольку о случившемся был уведомлен иркутский губернатор, которому переслали соответствующие документы. Из довольно лаконичных записей ксендза Жискара можно сделать вывод, что Гарбовский оказался в трудном положении, но, в конце концов, все благополучно разрешилось. Усилиями капитана Плотникова.
В следующем 1872 году тункинские крестьяне задушили и ограбили ксендза Юзефа Павловского из Литовского генерал-губернаторства. Ксендз жил на краю деревни, в собственном доме (купленном на полученные с родины деньги) на берегу Иркута и держал лавочку с нехитрым ассортиментом. 16 июня, на второй день Троицы, несколько человек, из местных, явились поздней ночью к Павловскому, набросили ему на шею пояс или толстую веревку и задушили, повредив также в нескольких местах голову, затем положили на кровать и прикрыли одеялом. Утром его обнаружила ближайшая соседка Максимова, пришедшая в магазин за спичками. Через несколько часов весть разнеслась по деревне, в доме убитого собрались почти все священники, которые обнаружили, что ксендз Павловский явно пытался сопротивляться. На это указывали следы: стекло в окне было разбито, печь и побеленные стены «сильно исцарапаны ногтями». Священники хотели сами провести следствие, но заседатель им запретил, призвав на помощь иркутских чиновников. Вскрытие показало, что у Павловского вдобавок были сломаны три ребра. Виновных, увы, не нашли, хотя, как писал ксендз Матрась, местные жители, даже женщины, знали, кто это сделал.
1/13 мая 1873 года, в половине второго после полудня, то есть средь бела дня, при «ужасном ветре» сгорел вместе со своим хозяином дом другого выходца из Литвы, ксендза Феликса Василевского. Вероятно, он спал, а проснувшись, попытался выбраться из горящего дома, но «огонь был таким сильным, что железо, глиняные горшки и вся посуда расплавились». Назавтра на пепелище, на месте сеней, нашли «сердце, фрагмент печени и несколько костей». В этом пожаре потерял все свое имущество ксендз Ян Ходакевич, товарищ Василевского, совладелец дома. Сгорели большие запасы зерна. Подозревали поджог.
У нас нет информации о том, что эти события привели к какому-то явному расколу между местными жителями и польскими ссыльными, в некоторых случаях даже сохранялись спокойные и доброжелательные отношения. Торговля продолжалась, а в «польский магазин» ходили «почти все» жители Тунки и буряты, люди по-прежнему по-соседски помогали друг другу. «Очень часто случалось, что в случае нужды, особенно весной, [местные] брали у нас в долг зерно на посев, картошку для еды и посадки, крупу, муку и т. д., а у ксендзов побогаче – даже деньги, а осенью все это с благодарностью возвращали. Если кто-то из ксендзов приходил к ним, чтобы купить молока, масла, сыра, яиц, муки, крупы или картошки, то гостеприимные сибирячки сразу ставили самовар и угощали лиственным чаем
