с белым сахаром, сливками и вкусными пшеничными булочками и пирожками, повторяя:
«Пан, кушайте чай досыта, а то вы редко приходите к нам в гости, особенно в
годовые праздники».О доброжелательности семьи, сдававшей половину дома польским ссыльным, вспоминал ксендз Наркевич, отец же Климович рассказывает, что когда он в августе 1874 года покидал Тунку, хозяева Софроновы провожали его необычайно сердечно, а женщины приготовили в дорогу запас продовольствия. Он пишет о них как о близких людях, у которых прожил целых шесть лет и прощаясь теперь с которыми, испытывает сожаление. Ксендз Куляшиньский подобных свидетельств не оставил, напротив, он писал, что уже в 1872 году местные совершенно равнодушно восприняли информацию о том, что «все молочные коровы, вероятно, покинут пастбище», а с ними исчезнет и возможность дополнительного заработка.
Ксендз Матрась в одном из своих многочисленных воспоминаний заканчивает историю Тунки выводом об исключительных заслугах ксендзов перед сибиряками, которые последнюю группу польских ссыльных, покидавших Тунку летом 1875 года, провожали буквально со слезами на глазах. «[…] когда последняя партия священников, состоявшая из тринадцати человек, уезжала из Тунки, – писал он, – почти все тункинские жители собрались на главной площади и со слезами прощались с последними польскими священниками, говоря: „Прощайте, паны, навсегда и благодарим вас сердечно за ваши добрые сердца и благородное поведение по отношению к нам на протяжении всех этих лет, что вы прожили с нами вместе в деревне Тунка и многим из нас помогли в трудный час; пускай Бог вознаградит вас за это стократ в будущей жизни; желаем вам здоровья и счастья в пути, счастливо (благополучно) добраться до места назначения и никогда не забывать о нас, бедных тункинских жителях”. Таков был положительный эффект пребывания в Тунке польских ксендзов, которые не только смягчили характер диких и неотесанных тункинцев, но и просветили их во многих вопросах, о которых те прежде не помышляли, подвигали к тяжелому труду, научили возделывать поля, луга и огороды, а многих сибиряков и бурят поддержали своими добродетелями и богобоязненным образом жизни». В его тексте немало пассажей подобного толка, однако о религиозном влиянии Матрась не упоминает.
Это излишне идиллическое описание, хоть оно и не лишено доли правды, учитывая более ранние тексты Матрася и представленные выше фрагменты реальности. Нам кажется, что Матрась в данном случае сознательно приукрашивает действительность. Ведь он писал для соотечественников, католиков, читателей познанского еженедельника «Варта», желая оставить важное и поучительное свидетельство пребывания ксендзов в Тунке: несмотря на все гонения, они творили добро, занимаясь моральным воспитанием сибиряков. Вывод напрашивается сам: польские священнослужители выполнили свою христианскую миссию! Больше ни в одной книге воспоминаний Матрась не высказывается в подобном духе.
