— Это твое личное дело. Я бессилен чем-либо помочь тебе.
Он стоял в освещенном дверном проеме, загородив его телом, словно опасался, что Станислав силой ворвется в комнату. Нет, это уже был не прежний вожак харцеров, это был узник гестапо. И невозможно было пробиться сквозь скорлупу, в которой он замкнулся. Станислав рискнул сделать еще одну отчаянную попытку.
— Я пришел, чтобы предложить… Франек, вот если бы нам вместе… Я готов еще раз попытаться. И проходы помню. Перейдем на ту сторону. Тебя там знают. Ты же возглавляешь отряд… Пограничники не посмеют тебя задержать. Ты же знаешь, на кого можно сослаться. Кому сообщить. Самому воеводе Гражинскому ты известен. Они должны нас принять. Тебя не прогонят, как меня.
Глаза Дукеля вдруг встревоженно забегали.
— Кто тебя подослал?
— Ты спятил, Франек?
— С чего мне спятить? Я просто догадываюсь, в чем дело. И запомни: нет у меня никаких контактов ни здесь, ни в Польше. Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал. Больше ничего не знаю. Вы непременно хотите сделать из меня государственного преступника, поймать с поличным. Не выйдет. Не понимаю, зачем вам это? Ведь и без попытки к бегству вы можете сделать со мной все, что вам заблагорассудится.
У Станислава захватило дух.
— Франек, как ты можешь?! Ты же меня знаешь!..
— Я знал тебя. Знал всех, но теперь не могу сказать, что знаю кого-либо.
Дукель повернулся, пытаясь захлопнуть дверь перед носом непрошеного гостя. На лицо его упал луч яркого света. И только теперь Станислав заметил, что у Франека под глазами ссадины и рассечена губа.
— Тебя били…
Дукель отрицательно покачал головой и, немного помолчав, произнес:
— Никто меня не бил. Я упал с подножки трамвая.
— Ты был в гестапо.
— Был, но повторяю, что упал с подножки. Так мне посоветовали. А ты правда не оттуда пришел?
Станислав не ответил. Он понимал, что слова утратили какой-либо смысл и силу убеждения. Лишь молча покачал головой. Это, видимо, подействовало. Дукель взглянул на него чуть доверчивее.
— Зайди, но только на минуту. Я теперь полностью в распоряжении гестапо. Я и мои зубы. — Он отвернул губу и показал окровавленные, беззубые десны.
Вошли в комнату, и Дукель тут же погасил лампу.
— У меня был гость, поэтому я зажег свет. В темноте лучше. Говоришь, прогнали тебя с границы… Не удивляйся. Сейчас никто никому не верит. Минуту назад я выставил за дверь польского офицера.
— По-твоему, это все-таки был польский офицер?
— Так ты подслушивал?
