— Именно такое делается в абсолютной тайне, тем более когда люди женаты. Вы же знаете, какая супруга у Василия Петровича?
— Я, между прочим, попросил бы вас, Кирилл Михайлович, отставить шутки в сторону.
Кириллу Михайловичу только бы посмеяться над кем-нибудь… Здесь у всех волосы дыбом встают, а ему хоть бы что. Телячье дело. Ему двадцать три или двадцать четыре… Тысяча девятьсот сорок пятого, после войны, я в двадцать четыре был более серьезным, фронт прошел, а у него биография из трех слов: родился, учился, поступил на работу… Извини, это еще не заслуги, за тебя все это сделали другие — и на свет тебя выпустили, и выучили, и на работу… Готовенькое подали, на блюдечке, а нам каждый шаг большой крови стоил. Разве когда-нибудь поймут…
Семен Иосифович искренне обижался на скептиков, которые и в самом деле не несли никакой ответственности, даже за самих себя, не говоря уже о коллективе. А Семен Иосифович за долгие годы и низовой, и руководящей работы так сумел срастись с окружающей обстановкой, что и не представлял себе собственного существования без потребности отвечать за других. И о себе заботился только потому, что нужен был другим. Это было его призванием — отвечать за всех и за все.
Или, может быть, думаете, не лучше было бы мне где-нибудь над рекой побродить, полюбоваться природой? Но нет, мне не все равно… Шестичу или, может быть, этому крикуну оставить то, во что они душой не вросли, то, что за один день превратят в развалины… А мы здесь все по крупинке, как ласточки гнездо… Вы меня извините, речь не о должности, но покажите: кому? Я не могу допустить разрушения, я годами бился, пока наладил эту жизнь. Люди теперь здесь счастливы, живут спокойно, дружно. А иногда поглядишь, баламутят, пятнают. Ну что же, посмотрим, я этот бой выдержу. Возразишь, не пристало нам копаться в чужой душе? Возможно, все возможно…
— Я вас прошу не превращать серьезное дело в какую-то шутку, это к вам относится, Кирилл Михайлович, именно к вам!
Ну, хватит! Не следует давать волю нервам.
— Семен Иосифович, не обращайте на него внимания. Продолжайте. А вы постыдились бы, Кирилл Михайлович. Болтаете, как старая баба. Тьфу, а еще мужчина.
Не терпится, все они падки на такое, моя — тоже. Вероника, — эта умная, молодые много знают, от них никуда не уйдешь, у нас не было условий. Борьба, работа. Анна Андреевна спокойная, самая спокойная, она молодец. Семен Иосифович, не кривите душой, вам не дать больше сорока, глазки поблескивали. А разве что, все мы люди… да, но ведь сорок с солидным гаком… Сдрейфил. Она была немного хмельна, и у нее такие губы. Сдрейфил. Семен Иосифович, не кривите душой… Хватит.
