В конце концов они доехали до Харбина – города, возникшего из крохотной маньчжурской рыбацкой деревушки, а своим развитием обязанного полякам, в 1897—1903 годах работавшим на строительстве Китайско-Восточной железной дороги. За неполных десять лет Харбин стал важнейшим железнодорожным узлом в том районе, перевалочным пунктом, красивым городом со стотысячным населением. Но у Доктора не было времени на краеведческие экскурсии и новые знакомства. В санитарном вагоне, переделанном в госпиталь, он ездил между Иркутском и Харбином, останавливаясь на каждой станции, чтобы оказать помощь раненым и больным фронтовикам, а негодных к дальнейшей службе отправить домой.
К санитарным пунктам, в которых он принимал, выстраивались длинные очереди солдат. Шли под дождем, по грязи, на костылях, сумасшедшие, венерические больные, туберкулезники, ревматики, русские, татары, украинцы, польские крестьяне и польские евреи. Тех, кто не мог идти сам, несли на носилках или везли на телегах без рессор по маньчжурскому бездорожью. Легкораненые пытались идти, держась за телегу. Некоторые умирали по дороге.
Он писал в «Глос»:
Теперь передо мной все жертвы войны; все, кто не могут удержать в руках штык и еле переставляют ноги, все истощенные, беспомощные и слабые. <…>
Идет один из последних. Маленький, щуплый, лицо без растительности, молодой парень, совсем подросток с впалой грудью. Ноги под ним неудержимо трясутся на каждом шагу. Зачем его сюда прислали? Куда ему – ребенку – карабин? <…> С первого взгляда видно, что он тут совсем не нужен. <…>
Красивое патриархальное лицо русского мужика.
– Сколько лет? – Сорок три. – Женат? – Женат. – Дети? – Пятеро.
Забрали по ошибке, слишком много лет и детей. <…>
– Торос Теофил – истощение. <…>
– Богданов. <…> Малярия. <…> Кац Ицик Шмуль – чахотка. <…> Станишевский Ян – ревматизм{109}.
– Что, довольны, что домой возвращаетесь?
Один грустно усмехнется: куда возвращаться? Жена умерла, трое детей умерло, осталось двое младших: что ему делать с малышами?.. Второй спрашивает, к кому обратиться, если жена его не получила ни гроша помощи… Третий с подозрением глянет и ничего не скажет{110}.
Самых тяжелых больных и раненых он размещал в товарных вагонах, на скорую руку переделанных в лазареты, в которых они ехали в родные края. Когда они корчились от боли, Генрик рассказывал им сказки о Коте в сапогах и Красной Шапочке или читал по-русски выученные в царской гимназии басни Крылова.
