Книтландия. Огромный мир глазами вязальщицы | страница 138
Вместо того чтобы сидеть в одиночестве, притворяясь, что это меня не волнует, что я не унижена, и думать о том, что это является символом всех моих сомнений по поводу собственной карьеры до этого момента, я оказалась завалена заказами.
Мои соседи по коттеджу всегда были рядом. Каждый предлагал воду, помощь в пополнении запасов, пиво, даже просто улыбку, чтобы придать мне сил. В какой-то момент вечера от такого наплыва продавцов рухнул беспроводной интернет, и невозможно было провести операцию ни по одной кредитной карте. «Ты можешь выйти в интернет? – прошептал Кейси за моей спиной, когда я закончила обслуживать очередного покупателя, – Если что, я могу подключить тебя к интернету, если нужно. Только скажи». Здесь был величайший волшебник Ravelry, который мог открыть свою секретную лазейку для доступа в интернет. И что еще лучше, мне это было не нужно.
Кейси и Изольда, чье лицо теперь было распухшим и в синяках, как будто она не только встретила того самого медведя, но и вступила с ним в кулачный бой, ловко управлялись с бочонком пива, а я продала почти всю пряжу, которую привезла, этой не кончавшейся очереди людей. Изольда благоразумно нацепила три бэйджика Ravelry на свитер. На них она написала: «Я в порядке! (честно)», «Я нырнула с причала» и «Да, это было глупо».
Как-то мы с Кейси были на пристани вместе с Огги, я пошутила по поводу его быстро растущей империи. Это то, о чем мы все втайне думаем, – могущественный гигант, которым стал Ravelry.
«Надеюсь, что нет», – ответил Кейси. Когда я спросила, что он имеет в виду, объяснил: «Ravelry уже содержит четыре семьи. Разве этого недостаточно?»
Кейси сунул печеньку из нута в протянутую руку Огги и добавил тихим, искренним голосом: «Просто надеюсь, что люди будут продолжать вязать».
Стрекоза не обманула. Я узнала о тех переменах, которые она предсказывала, о трансформации и способности приспосабливаться, о которых она сигнализировала. С тех пор, как я начала писать обзоры пряжи в 2000 году, индустрия претерпела значительные изменения. Да и мои интересы тоже изменились. Теперь я хотела работать на возрождение нашей местной текстильной инфраструктуры – рассказывая историй о ней, поддерживая тех немногих из оставшихся игроков, – чего не могла бы делать, будучи только лишь критиком. Помимо истории о творчестве других, я захотела создавать что-то сама.
Это были медленные, осторожные изменения, но на каждом шагу удивительные новые способы открывали мое сердце людям. Время, проведенное на озере Сквам, признание его сообщества и даже послание от бедной маленькой стрекозы действительно помогли мне осознать полноту того, кем я, возможно, все еще являюсь.