Книтландия. Огромный мир глазами вязальщицы | страница 139



Тем вечером мы медленно брели обратно к нашему коттеджу, к пылающему огню в камине, к запеченным маршмэллоу и к последней порции горячего пунша Изольды. Мы переоделись в пижамы и, укутавшись в одеяла, собрались у камина. И так сидели, свернувшись калачиками, рассказывали истории, и никто не хотел признавать, что все закончится утром. Когда все уже улеглись спать, мы с Бристоль еще перешептывались друг с другом в темноте, и вдруг бакланы начали безумную серию воплей и тремоло, которые длились всего несколько минут, но заставили нас притихнуть.

В воскресенье не было ни церемонии закрытия, ни коллективного прощания. Просто объятия, которые продолжались и продолжались, от столовой до пристани и домика, до тех пор, пока не был закрыт последний чемодан, не был съеден последний кусочек капустных чипсов. В масштабах вселенной пять дней – лишь один миг, но этого было достаточно, чтобы поднять наш творческий дух. Озеро провело обряд крещения, бакланы пели серенады, мошка кусалась, и даже валуны били по голове. Я закинула вещи в машину и поехала обратно домой в чуть более прекрасный мир. Может быть, в этих лесах все-таки есть какая-то магия.



Благодарности

Я люблю хорошие истории. Те, что Мелани Фалик рассказывала в своей книге «Вязание в Америке», вдохновили меня начать писать свои обзоры в Knitter’s Review. Когда мы стали друзьями, она поощряла меня выходить за пределы тем структуры шерсти и кручения пряжи, верила в меня, подталкивая все дальше и дальше. Для меня большая честь работать с ней.

Хотя я никогда не имела удовольствия познакомиться с Полом Теру, его потрясающие рассказы о путешествиях заставляли меня всегда смотреть только вперед и стремиться к самому лучшему стилю письма. Я часто думала о нем, когда писала эту книгу, гадая, как бы он отнесся к нашему вязальному миру.

Я благодарна родителям за то, что они никогда не сомневались во мне и всегда поощряли, а если и сомневались, то очень хорошо это скрывали. Мой отец добросовестно носит кашемировый шарф ручной вязки, моя мать показывает всем мои книги и коллекционирует мою пряжу, хотя сама не связала ни единой петельки. Мои братья и их семьи милостиво позволили вязанию вторгаться и в их собственную жизнь, пряжа бесцеремонно впутывалась в разговоры, а иногда угрожающе покушалась на их отпуска. И мое сердце – Клэр, которая стала единственным известным мне знатоком вязания, не умеющим вязать, всегда вдохновляя меня быть лучшей версией себя. Им – а также моей подруге и агенту Элизабет Каплан – я смиренно выражаю благодарность.