— Ну что ты! — отозвалась она.
Я принялся размышлять: кого же я видел в окне, Женьку или Маргариту? Большая разница: Маргарита мне не нужна. То есть я бы с удовольствием на нее посмотрел, но лучше издали. Но если это был Женька, то он не мог меня не заметить, даже случайно подойдя к окну: во дворе, кроме нас с Тоней и с Максимкой, вообще никого не было. Женька заходил в Маргаритину комнату только по одной надобности, а именно — чтобы выглянуть в наш двор: окно его комнаты выходило на улицу. Так что же, он не хотел, чтобы я его заметил? Прятался от меня, чего доброго? Ну нет, за Женькой таких странностей не числилось. Он должен был бы открыть форточку, окликнуть меня, но он этого не сделал. А если Женька не выглядывал во двор, тогда что он делал в Маргаритиной комнате? В семье у Ивашкевичей было заведено: не шастать без нужды по чужим комнатам, не беспокоить попусту друг друга. Даже Женькин отец стучался, когда хотел зайти к матери или к бабушке. Сама же Маргарита охраняла свою комнату, как неприступную крепость. Бывало, «бабушкина Жека» спрашивает через дверь: «Риточек, можно к тебе?» А Маргарита отвечает: «Нельзя, я занята», — и бабушка послушно отходит. Я уже говорил, что лукавое Маргаритино предложение «заходи, посмотришь, как я живу» повергло меня в смятение. Для приезжих у Ивашкевичей была особая комната, которая, сколько я помню, всегда пустовала. Я о такой странности только в книжках читал и очень был удивлен в первый раз, когда Женька равнодушно сказал: «Туда не надо, это гостевая». — «Гостиная?» — спросил я. «Нет, для гостей». — «Ну и что? Я тоже гость», — нахально возразил Толец. Мы искали пространство для испытания портативной катапульты, на улице лил дождь, а дело было, как вы сами понимаете, спешное, в комнате у Женьки места не хватало, а коридоры извилисты. «Ты гость, — резонно ответил Женька, — но ты же у нас не ночуешь». — «А если я останусь ночевать?» —. «Оставайся, тогда откроем». На это Тольцу сказать было нечего, он выстрелил из катапульты на кухне и разбил там окно, что, разумеется, никому не понравилось. «Придется вставлять», — сказала «бабушкина Жека», маленькая старушка с коротко постриженными голубовато-седыми волосами. «Тоже мне, буржуи несчастные! — брюзжал Толец, замеряя «сантиметром» окно. — Целая комната пустует, в кухне стрелять приходится…» Через час пришел со стеклами Нудный-старший, сутулый долговязый мужчина с таким же, как у Тольца, маленьким горестным ртом. Он быстро и ловко застеклил окно, извинился и ушел, и в течение двух недель Толец после школы не появлялся на улице. Вот такая история.
