Городские повести - Валерий Алексеевич Алексеев

Собрались две семьи: моя и Надюшина. Я и не подозревал, что у нее столько близких, которые захотят на меня посмотреть. Впрочем, мои тоже не отстали: явился со своей второй женой дядя, который не подавал признаков жизни по меньшей мере пять лет. Кроме того, прибыла моя двоюродная сестра, и не одна, а с молодым человеком (относительно молодым), которого я видел впервые.

Мероприятия подобного рода всегда повергали меня в уныние, а сегодня это было еще и «со значением». Правда, ничего официального (иначе мне было бы уж не уйти): просто две семьи решили встретить вместе Новый год — «для обоюдного знакомства». Сошлись впервые: я их перезнакомил буквально полчаса назад. Перезнакомил — и ухожу на новогоднее дежурство. Нелепо, но что делать: это единственное, что я смог придумать. Все уже обговорено: коллективно поогорчались, посетовали на порочную практику, игнорирующую личные интересы людей, посочувствовали Надюше (у нее неприятности с новогодним платьем, и, слава богу, она задерживалась: скверно было бы при ней уходить) и сошлись на том, что мужчины всегда уходят в глухую полночь, когда зовет их долг, в то время как старики и женщины остаются скучать. Идею эту выдвинула моя кузина, за что я был очень ей благодарен — кажется, она кое-что поняла. Напряженность, конечно, была, ее создавала мама, она упорно держалась ко мне спиной, и щеки ее были нервно румяны.

Ничего, — говорили гости.

Надо — значит надо.

Посидим и одни.

Ничего.

Главное — приятное знакомство.

Я спешил, я бежал, как трус, и сознание, что получается скверно, только подгоняло меня.

Рослая пошла молодежь, — говорил Надюшин дядя.

Гренадеры, — поддакивал мой.

И одеваться умеют.

Конечно, не те времена. Вот, бывало...

Я уходил, а они оставались: пятнадцать человек со средним возрастом около пятидесяти лет. Мужчины переговаривались суховато и скованно, женщины молча переживали. Открытого недоверия, правда, не было: им в голову не приходило, что можно по собственной воле так поступить. Но было другое: разочарование, тоскливое недоумение, досада. «Все-то у них не по-людски... плевать они на нас хотели...» Я это чувствовал своей спиной, видел в зеркало, одеваясь, и торопился уйти. Наконец вялый от старости галстук и жесткий от крахмала воротник составили приемлемую комбинацию, и я повернулся к столу.