Вячеслав Менжинский наотрез отказывался встречаться с Литвиновым и даже говорить с ним по телефону. Глава ОГПУ был слишком увлечен борьбой с подлинными и вымышленными антисоветскими заговорами, в особенности – расширением системы исправительно-трудовых лагерей, куда отправляли тысячи раскулаченных крестьян.
Звонить Сталину Литвинов не решался. Нарком иностранных дел был уверен, что именно от Сталина Менжинский получил приказ о похищении Бунина.
После ухода Лагерквиста Александра Коллонтай провалилась в глубокий сон – она уже все для себя решила. Рано утром разбудившая ее помощница с удивлением услышала:
– Свяжитесь с Лагерквистом. Скажите, что его предложение принято. Я лечу в Москву.
– Но вы еще нездоровы…
Ради спасения жизни Бунина Коллонтай была готова явиться в Кремль. Без предупреждения. Без приглашения. Она шла на риск, как уже делала раньше, когда улаживала вопрос о поставке в Советский Союз шведской свинины. Посол понимала, что терять ей уже нечего.
Охранявшим ее в больнице «Санкт-Йоранс» агентам ОГПУ Коллонтай сообщила, что ей позвонил помощник Сталина и вызвал ее в Москву. Культурный атташе, которого она поставила в известность, догадался, что речь идет о деле Бунина. Очевидно, вождь желал срочно выслушать мнение полпреда по этой проблеме. Он не мог воспрепятствовать ее отъезду.
Коллонтай все поставила на карту. Она спасала Бунина, чтобы сохранить уважение в глазах сына. Других мотивов у нее не было. Преодолев шестидесятилетний рубеж и осознав, что все ее надежды и мечты развеялись в прах, эта женщина-легенда цеплялась за последнее, что у нее осталось, – любовь Миши и Володи.
Ближе к полудню Пер Лагерквист и его кузен Юхан прибыли в стокгольмский аэропорт.
– Вы уверены, что вам не требуется мое сопровождение? – спросил Лагерквист.
– Уверена.
– Что бы ни случилось, знайте, что я восхищаюсь вами.
– А вы можете мне кое-что пообещать?
– Что именно?
– Что если я вернусь, мы с вами опять сходим в ту старую таверну.
– Надо лететь, пока хорошая видимость, – заметил кузен. – Погода портится.
Весь перелет из Стокгольма в Москву Коллонтай размышляла над двусмысленностью своего положения. Она устала хитрить и, как прежде, убаюкивать себя сказками. Встреча с кремлевским деспотом даст ей возможность покончить с этим раз и навсегда.
Вспоминая подробности дела Бунина, она признавалась себе, что играла в нем не самую достойную роль. Она слепо, как автомат, подчинилась приказу и действовала не рассуждая. Конечно, в ней говорила и личная неприязнь к писателю, злобно высмеявшему в «Окаянных днях» ее интимную жизнь.
