И все-таки не было иного пути, кроме как снова оживить в нашем народе то, что уже считалось умершим: боевые традиции венгерской свободы и независимости. Невероятно трудная задача, так как приходилось вести борьбу на два фронта. Левым сектантам (ибо, к сожалению, есть и такие), легко чувствовавшим «целесообразность новых терминов», необходимо было разъяснить — а сделать это путем разъяснения было необычайно трудно, — что речь здесь шла не о тактике, и даже не о новых терминах, а о том, что историческая миссия левых сил, прежде всего рабочих, как коммунистов, так и социалистов, состоит в том, чтобы в борьбе против господствующего класса, предавшего родину, открыто и гордо поднять знамя патриотизма и освободительной борьбы. А нашей интеллигенции, зараженной фашизмом и проникнутой безразличием к массам, оглушенным фашистской пропагандой, надо было на старых идеалах, на великих исторических примерах показывать, в чем состояли подлинно венгерские интересы и кто был нашим настоящим врагом…
Что касается борьбы левых сил, то она развертывалась значительно легче и успешнее. Оно и понятно — у колыбели зарождающегося движения за независимость стояли представители левого крыла, прежде всего коммунисты. Однако даже часть левых рабочих, пытавшихся отмежеваться от идей официального патриотизма, замаскированного под своеобразный «интернационализм», вскоре потеряла правильную ориентировку. Помнится, еще в последнем предвоенном году на страницах одной буржуазной газеты развернулась длительная и азартная дискуссия об отношении рабочих к «патриотизму». В ответ на свои статьи я получил массу писем от левых рабочих, из которых было ясно, что венгерский рабочий класс понимает свою историческую миссию, что левые рабочие, якобы не ведающие «ни роду ни племени», ни «патриотических чувств», бесспорно, будут играть решающую роль в борьбе за новую, свободную родину.
Таковы были обстоятельства, в которых часть левых сил выступила инициатором первой акции нового движения за независимость — нашумевшего в свое время возложения венков, породившего небывалую бурю.
31 октября 1941 года несколько прогрессивных писателей, ученых и деятелей искусства, представители демократических партий, вожаки ряда студенческих кружков на глазах многотысячной массы людей возложили на кладбище Керепеши венки к могилам Кошута и Танчича. Эта немая демонстрация, чествование памяти великих предков, должна была пробудить историческое самосознание венгерского народа, раскрыть ему глаза, показать, чему учит прошлое и чем угрожает будущее, к чему приведет панибратство с извечным врагом — немцами. Подавляющее большинство многотысячной толпы составляли сознательные, левые рабочие; интеллигенцию представляли только отдельные видные деятели культуры и несколько сот студентов. Пассивность масс поколебать пока не удалось. Гитлеровская армия, упиваясь своими победами, продвигалась все дальше к Москве, а в Будапеште весь средний класс и заодно с ним значительная часть многомиллионной массы устраивали облавы на евреев, умилялись, слыша мотив «Марика, моя дорогая», и млели в надежде на близкую победу. Только несколько тысяч рабочих, а также несколько сот студентов и представителей интеллигенции в мрачную годину духовного разложения и в момент, когда венгерская нация, не сознававшая приближения собственной гибели, отдавалась похотливым наслаждениям, в разгар бесчинств вооруженных отрядов полиции и тайных детективов все же осмелились почтить и отметить память умерших.
