— Ох! — воскликнула старушка, подбегая к двери и тут же открывая ее. — Заходите, заходите! Я всегда рада таким гостям!
— Спасибо, — я коротко склонила голову и вошла внутрь вместе с Кунниктом.
Здесь же, в пекарне, эта женщина и жила. В той же самой комнате располагалась и соломенная кровать с дырявым одеялом, и мешки с зерном, и скромная мебель в виде крохотного столика, и пенька в качестве стула.
— Мы, э... — начала было я, но задумалась, пытаясь понять, как объяснить наше положение. — Буду честна: мы не желаем есть за столом ярла.
— Ох... — обеспокоенно вздохнула пекарь. — Поссорились с отцом так быстро? Ну ничего, ничего... Вот, вы присаживайтесь, сейчас... На чем бы...
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — я покачала головой. — Я постою. Кунникт, присядь.
Мой муж не стал спорить и занял место на пеньке, который был настолько мал для его тела, что казалось, будто он сидит на полу.
— Мы, в общем... — продолжила я, почесывая затылок. — Нам поесть бы... Мы вернем, вы не думайте...
— Что вы! — воскликнула, разведя руками, старуха. — Нет-нет, угощайтесь! Подарок молодым! И заходите, когда вам будет угодно, всегда накормлю!
— Спасибо, — я слабо улыбнулась ей. — Правда, спасибо.
— Будет тебе, девочка. — улыбнулась она.
Вскоре она вернулась к столу с полной глиняной тарелкой пышных, горячих булочек. Без понятия, как она смогла приготовить подобное в таких условиях — моя мать, как и все жители деревни, были способны максимум на плоские, жесткие лепешки. Это же был самый настоящий хлеб с по-настоящему мягким и нежным мякишем, который словно таял на языке. Чувствуя безумный голод из-за того, что я не ела уже больше суток, я едва не простонала от удовольствия, жадно прожевывая выпечку.
— Нравится? — улыбнулась бабушка. — Так моя мать готовила. И мать ее матери.
— Офень! — широко улыбаясь, ответила я с набитым ртом.
— Ну и кушайте, кушайте...
Пока мы обедали, меня все не покидала одна простая мысль: я ошибалась насчет этих людей. То, что сперва показалось мне мрачным и неприветливым городом, оказалось поселением хоть и угрюмых, но добрых людей. Да, их жизнь здесь была трудна, может, даже труднее, чем наша, но в их сердцах все еще было добро. Ведь добрые люди не ограничиваются одним лишь Кунниктом или этой старушкой — многие из горожан хотели отблагодарить меня и день и ночь строили мне новый дом. В конечном итоге они оказались не злом, но добром, что давным-давно злу проиграло. Это мир вокруг сделал их черствыми и неулыбчивыми, не они сами.
