На лестничной площадке была еще одна комната, где обитали согбенная старуха-мать и дочь, здоровенная бабища. Всего в коммуналке на Цветном бульваре проживали, видимо, шесть семей. Нас, к примеру, было пятеро: Д. Е., я, Алик, Ася и домработница Шура. Но, даже если считать, что в среднем семья на Цветном не превышала троих человек, получается, что одной раковиной и крохотной уборной пользовались 18 персон.
Телефон был один на всех, назывался «общий». Висел он в холле сразу за нашей дверью.
Мы перегородили на три части большую комнату, предварительно сбив с потолка лепнину, — перегородили, благо окон было навалом. Сперва шла у нас столовая, из которой одна дверь выходила в Аликину комнату, в которой спала еще домработница Шура и висел дачный рукомойник со шкафчиком под ним, где стояло ведро. Посылать Алика умываться на кухню мы не рисковали. Вторая комната, выходившая из столовой, предназначалась для нас. Там помещались две кровати — железные каркасы, сделанные, видимо, на военном заводе. На каркасах лежали матрасы, а на матрасах — красивое покрывало, присланное моей сослуживице из США. Кроме кроватей, в комнате еще был массивный письменный стол. Но через год нашего проживания на Цветном из костно-туберкулезного санатория выписали тринадцатилетнюю Асю, и мы отдали ей свою спальню-кабинет, а сами стали спать в проходной столовой на раскладывающемся диване.
Напротив перегороженного зала — в своих «апартаментах», как сказано выше, — жила супружеская пара с девочкой лет двенадцати-тринадцати. И вот муж, средних лет господин, перед сном любил попарить ноги — именно попарить, а не помыть. Парка ног была долгой. И эту ежедневную оздоровительно-лечебную процедуру отец семейства желал проводить не у себя в комнате, а в холле напротив нашей двери. Супруг выходил на люди с большим тазом и табуреткой. Мадам водружала на полу рядом с табуреткой кипящий чайник и кувшин с холодной водой. Супруг засучивал брюки и опускал ноги в таз, предварительно закурив папиросу «Беломор» для полного кайфа!
В довершение всего скажу, что наша тогдашняя коммуналка в прошлом была, по слухам, публичным домом, принадлежащим некоему греку. А сама улица, где этот дом находился, — улицей красных фонарей.
После революции 1917 года дома терпимости уничтожили, и этот злачный район стал обычным районом в центре города.
Таков был быт коммунальной квартиры на Цветном бульваре… Утром — очередь в шаткий сортирчик, вечером — чужие ноги в тазу напротив двери.
