Лерка погладила его успокаивающе-чёрную поверхность. Прижала к губам, чувствуя, как её окружает холод. Мелкой изморозью покрываются неказистые прутья ограды на детской площадке, завитками укладывается мороз на неживые окна, тонкой коркой схватываются чёрные лужи.
— Кто здесь? — её голос утонул в нарастающем шорохе.
— КТО ЗДЕСЬ?! — крикнула она в темноту. Звуки стихли, будто существо, кравшееся рядом, желавшее обступить Лерку со всех сторон, внезапно замерло, прислушиваясь. — Зачем я вам?
Последняя фраза прозвучала жалко и беспомощно. Тот, который стоял рядом, внезапно отступил.
В руке завибрировал телефон, разгоняя последние шорохи. Лерка посмотрела входящий номер: мама.
— Лерка, алло! — тревожный голос.
— Я здесь, — Лерка стряхнула с плеч оцепенение, раздражаясь собственной трусости и бестолковости. — в смысле, домой иду.
— Давай скорее. Я волнуюсь. Может, тебя забрать? Я на машине…
— Да я сама, — но прозвучало это, видимо, не очень убедительно.
— Ты прямо сейчас где?
— У нашего старого дома…
Молчание в трубке всего секунду, порывистый вздох:
— Стой там, я сейчас тебя заберу.
* * *
Лишь оказавшись в уютном тепле маминой тойоты, Лерка почувствовала себя в относительной безопасности.
— Ты чего сразу домой не пошла? — спросила та, наконец, сворачивая на Ленинградского шоссе.
Лерка молчала. Как объяснить матери, что её сюда ноги сами несут? Что здесь осталось для неё что-то важное, что-то нужное. Что в новом доме она чувствует себя словно в платье с чужого плеча. Сказать — и опять пристыженно выслушивать доводы о своей неправоте.
Поэтому Лерка молчала.
— Мне Тамара Ивановна звонила, — тихо проговорила Светлана Павловна. — Рассказала, что у вас там в школе творится.
Лерка откинулась на сиденье, прикрыла глаза.
— Я думаю, больше ты в эту школу не пойдёшь.
— Почему?
— А ты хочешь, чтобы тебя все дёргали из-за этой истории? Косились учителя, шептались за спиной одноклассники? — мать опять начинала нервничать. — Почему ты молчишь?
— Потому что не хочу говорить… Там, в нашем старом дворе, я видела, как Дашкину маму забирает скорая, — зачем-то она сказала это вслух. — А я даже не подошла к ним.
— Интересно, чтобы ты могла сделать? Чем помочь, — вздохнула мать, замирая на очередном светофоре.
— Я к ним даже не подошла…
Светлана Павловна покосилась на дочь: бледная, с синевой под глазами, та выглядела совсем больной:
— Ты бредишь. Мне кажется, надо тебя показать Иван-Саввичу.
Иван Саввич — тот самый врач, толстый дядька в круглых очках и со смешными усиками как у почтальона в мультике, который лечил ее десятилетнюю. Лерка содрогнулась, представляя тусклый свет диспансерного коридора с длинными рядами унылых кожаных стульев.
