Макошин скит - Евгения Витальевна Кретова

Матушка поправила платок, подтянула плотнее узел, закрепив его на подбородке: и без того узкое лицо стало еще более узким. Подняла тяжелый взгляд на притихшую перед ней девушку.

– На колени вставай… – заметив, что девушка замешкалась, рявкнула: – Повторять тебе?!

Девушка вздрогнула, будто от пощечины, посмотрела затравленно. Подавив вздох, неохотно подчинилась. Медленно опустившись на колени, коснулась голыми руками пола.

Женщина удовлетворенно кивнула:

– То-то же. Я из тебя дурь-то выбью, похоть твою бесовскую…

– Матушка, – девушка простонала, едва не падая в обморок, – пощади, не пойму, о чем ты говоришь, в чем меня обвиняешь? Третьи сутки без сна: днем работой загоняешь, не присесть, ночью – на коленях стоять заставляешь, перед образа́ми. Сил нет моих больше. Пощади! Да и не виновата я ни в чем!

Женщина нахмурилась. Губы сомкнулись в тонкую непримиримую линию, на лбу пролегла глубокая вертикальная морщинка, сделав женщину старше лет на десять.

– Упорствуешь значит… отпираешься… – прошелестела.

Девушка встрепенулась, отчаянно замотала головой:

– Нет, что ты, что ты, матушка… – в глазах застыл страх.

Та, которую называли матушкой, отложила рукоделие, посмотрела строго, будто булавой огрела.

– Сама сюда пришла, помнишь ли? Никто не звал, не тянул тебя.

– Помню, матушка, да я и…

– Законы наши тебе донесли, с ними согласилась ты, – женщина не слушала ее, только при каждом слове светлел ее взгляд, и будто начинал гореть изнутри, прожигая поникшую девушку с головы до пят. – А сама как блудливая девка к мужикам ластишься!

Девушка в ужасе отпрянула:

– Что ты, и в мыслях не было… Да и какие мужики…

– Молчать! – женщина наотмашь ударила ее по лицу.

Та повалилась на пол, в ноги матушке. Схватилась дрожащими руками за сапоги:

– Пощади…

Матушка встала, оттолкнула ее. Прошипела зло:

– Бесовское отродье. Шалава подворотная. Я из тебя похоть-то блудливую повыбью.

Девушка вздрогнула, когда заметила, что рука женщины потянулась к плети – резное кнутовище, свитая из пеньки веревка с грубым узлом на конце, – висевшей на стене, втянула голову в плечи, забилась в угол.

– Мыслишки-то твои поганые повытрясу, как из половика пыльного, – продолжала шипеть матушка, отставляя в сторону руку и замахиваясь.

Когда первый удар опустился на плечи, рассекая тонкую ткань сорочки, девушка коротко вскрикнула, прикрыла голову руками. Кожу опалило – матушка Ефросинья была мастерица хлестать, делала это с оттяжкой, срывая взбугрившуюся кожу, раздирая живую плоть до кости. Всхлипывая и прикрывая от увечья лицо, девушка считала удары – два, три, четыре, десять. Матушка дышала тяжело. Жаловалась с утра на головную боль. Девушка вздохнула с облегчением – если б не она, еще бы десять ударов получила, а после такого неделю не встанешь.