— А запах-то, запах какой! — восхищенно воскликнул кто-то.
Как представитель оппозиции выступил вперед Вовка Кащенко.
— А не много ли ты на себя берешь, Иван?! — спросил он дерзко как раз в тот момент, когда командир расправился с последней бутылкой. — Не зарвался ли ты, гад?! Ты ведь не на рабовладельческой плантации.
Петров встал и лениво, упруго повел плечами, по-прежнему улыбаясь. Он был атлетически сложен, семьдесят пять килограммов мышц и ни капельки сала. Вовка был намного жиже. Случись между ними драка, ему пришлось бы худо. От него бы мокрого места не осталось.
— Вот что, ребята, — миролюбиво сказал Петров, щуря глаза от солнца. — У меня хорошие новости. С понедельника беремся за аккордную работу. Будем строить кормохранилище. От нулевого цикла и до сдачи. Должны управиться за месяц, я поручился перед директором. По смете это несколько тысяч рублей. Это вам не территорию от мусора расчищать, а?! Работенка для мужчин, верно?
На него было приятно смотреть, он радовался, как ребенок, и зла на сердце не держал. Он своим сообщением выбил, конечно, у Кащенко почву из-под ног, да и не у него одного. Но Кащенко не сдался, видно, бес в него вселился или уж впрямь так хороша была доярка Вера.
— Ты какое право имел нашу водочку разливать?! — крикнул Кащенко. — Ты что ее на свои деньги купил?
Петров достал из кармана трешку и протянул Кащенко:
— Вот твои деньги, Володя. Кому я еще должен, пожалуйста, подходите.
Никто не подошел. Петров немного выждал, почесал грудь под рубахой, сказал неожиданно грозно:
— Хватит канители, парии! Кто не хочет работать — скатертью дорога. Ты, Кащенко, можешь уходить хоть сейчас… Парни! Вы что, с ума посходили? Устав отряда не я составлял, но он для всех нас закон. Я готов забыть сегодняшнее происшествие, но с понедельника никаких поблажек никому. Понятно?!
Не услышав ни от кого ответа, он чуть не строевым шагом ушел в палатку, откуда не появлялся до самого ужина. Вовка Кащенко до ночи колобродил, но никого взбунтовать ему уже не удалось. Прибился он и к Боровкову.
— Эх, Серега, — попенял он ему осевшим от долгого говорения голосом, — и ты тоже перед Петровым смалодушничал. А ведь он нам всем нанес оскорбление. Вы что, не понимаете?
— Остынь, Володя, — дружески посоветовал ему Боровков. — Ну куда тебе против Петрова. У него один кулак, как твоя башка.
— Что ты имеешь в виду?
— Пожалуй, Володя, ты ведешь себя опрометчиво.
— Почему это?
— Ты сам говоришь, у этой девушки в армии жених. Зачем же ты ее соблазняешь? Ты красивый, остроумный, интеллигентный, конечно, за тобой любая пойдет. А дальше что? Ты ведь на ней не женишься. Это вечная история Печорина и Бэлы. Но учти, сейчас другое время. Общественность тебя не поймет.
