— В девять, — сказала она холодно.
У него осталось время зайти в парикмахерскую. Пока мастер над ним колдовал, он в зеркале с пристрастием изучал свое отражение. «Такому человеку, — думал с обидой, — бог дал самую заурядную внешность. Нос, губы, подбородок, лоб — так все грубо, мясисто высечено. Главное, никакой общей идеи, никакого замысла, абы как, рожа — и больше ничего. С такой рожей уместно скидываться на троих у магазина. А вот если с интеллигентной женщиной заговорить о деликатных материях, то можно и напугать».
Но волосы густые, светлые, с блеском, волосами он был доволен, от матери достались. Все остальное, вероятно, от отца, которого он видел только на фотографиях. Ну да, от отца. Та же массивность черепа, растопыренные уши, точно ветер дует в затылок, угрюмо-простодушный взгляд из-под высоких бровей. Впрочем, ничего, мужицкое, обыкновенное лицо, без хитростей и затей. Спасибо, батя!
Мастер предложил напоследок освежиться, но Боровков отказался. Неизвестно, какое это впечатление произведет на Веру Андреевну, если от него будет за версту разить одеколоном.
В девять пришел к кинотеатру. Закурил. Но не успел сделать и двух затяжек, как она появилась. В электрической полутьме особенно было заметно, как она хороша, стремительна и недоступна.
— Ты знаешь, почему я согласилась прийти? — спросила она, остановись напротив него с таким видом, будто они встретились на узенькой дорожке и одному из них сейчас предстоит лететь в пропасть.
— Знаю, — благодушно ответил Боровков. — Ты пришла, чтобы раз и навсегда прекратить это дурачество.
Она что-то хмыкнула недоброе.
— Не бесись! — попросил он смиренно. — Часик на свежем воздухе тебе не повредит, а мне счастливое воспоминание на всю оставшуюся жизнь.
— Ишь, как ловко у тебя язык подвешен. Я сразу и не обратила внимания. В твоем распоряжении десять минут. Говори, что тебе нужно. Только без хамства!
Окончательно умиротворенный, Боровков спросил, не согласится ли она зайти куда-нибудь и выпить кофе. Свое предложение он облек в весьма элегантную форму, сказав, что у него накопилось свободных денег рубля полтора. Она от мотовства отказалась. На ходу, на ветру трудно было найти нужную интонацию. Он сыпал словами, как семечками. Она слушала без особого интереса, но не перебивала, не торопила. Он вдруг начал рассказывать о своих планах на будущее. Потом перескочил на какой-то курьезный случай из студенческой жизни, потом сообщил, что женщин совсем не знает, что в этом смысле он пещерный человек. На этой теме, тоже некстати, зациклился, поделился своими соображениями о том, что в наше время, дескать, мужчина становится мужчиной в восемнадцать лет, а в двадцать у него наступает переходный период, и где-то к тридцати годам он окончательно впадает в детство. Они прошли несколько кварталов, и Вера Андреевна пожаловалась, что замерзла и хочет спать.
