— Поехали, сестренка.
Студия была полуподвальной, в прямом смысле слова, занимала длинное помещение с люками вместо окоп. В дальнем конце комнаты нечто вроде небольшого помоста-сцены, где чернело пианино.
Студийцев собралось человек пятнадцать, оживленные, преимущественно молодые люди, но были среди них и две пожилые женщины, похожие на случайно забредших сюда домохозяек. Была одна и вовсе оригинальная фигура: старинный дедок с окладистой, курчавой, цветом в синь бородой, с маленьким узеньким личиком и с быстрыми юношескими движениями. Этот старичок все время посмеивался: что бы кто ни сказал, он разливался в дробном — хи-хи-хи-хр! — словно орешки покалывал. Профессиональным режиссером оказался средних лет мужчина, худощавый, вполне прилично, в серую тройку, одетый, с умным лицом и громким требовательным голосом. Появление Галины Кузиной вызвало взрыв энтузиазма, ее приветствовали бурно и весело. И она сразу как-то изменилась, посветлела, ожила, такой добродушной и доступной ее Сергей, кажется, в институте и не видел. Она точно сбросила с себя маску красивого окаменения и вмиг стала резвой обаятельной девушкой. Она познакомила Сергея с режиссером, который, пожимая ему руку, нетерпеливо бросил:
— Начинаем, ребята, начинаем! Первая сцена. Полная отключка.
Все, кроме троих, занятых в первой сцене, расселись на стульях и притихли, настороженно глядя на сцену. Рядом с Сергеем оказался старинный дедок. Сергей успел его спросить:
— Вы тоже студиец, дедушка?
Дедок сломался пополам от удивления.
— Да ты что, парень? На мне все только и держится! И пьесу я им насобачил. Хи-хи-хр! Огненная вещь получилась, ты послухай!
По ходу действия происходило вот что. Девушку-простушку, которую играла Кузина, преследовали два мужика. Цель у них была одна, каждый старался затащить ее к себе в берлогу, но средства они использовали разные. Один, демонического вида, действовал интеллектом, сулил Кузиной светлые перспективы в смысле жизненного устройства, обещал прославиться на ниве науки и достичь высших степеней материального благополучия; другой, живоглот в ухарской кепчонке, ничего хорошего ей в будущем не сулил, зато рубил в глаза правду-матку, говорил ей, что она дура, и жизни не знает, а он, дескать, от корня и при ее добром согласии покажет ей такие штуки и чудеса, что она сразу очутится будто в первобытном раю и там познает, что почем стоит и за какие деньги продается. Все было, надо признаться, очень разудало и смешно, потому что герои пересыпали свои роли несусветной клоунадой, невпопад цитировали то Пушкина, то Гегеля, шустрый юнец наяривал на пианино, действие перемежалось балетными номерами, которые с азартом, неистово исполняли две девушки и два парня в тренировочных костюмах, и посреди всей этой свистопляски Галя Кузина, не сбиваясь, вела партию одинокой нежности и действительно была трогательна в своей ласковой покорности и готовности бежать туда, куда поманят; рот ее был полуоткрыт от возбуждения, стройное тело трепетало, она напоминала диковинный цветок, который пока еще не сорвали, но сорвут с минуты на минуту.
