— А другим тоном матери нельзя ответить?
Сергей, не настроенный на перепалку, промолчал.
— Хотя, конечно. Кто я такая. Мое дело тебя накормить, обстирать, вроде прислуги. Спасибо, хоть не бьешь под горячую руку. Или скоро возьмешься? По глазам видно, что не терпится. Так ты не стесняйся, пни!
Она с интересом ждала ответа. Сын засопел, отвернулся.
— Для тебя мать — служанка, дура необразованная, а для кого другого я, может, и человек. И женщина, представь себе.
— Мамочка, родная, пойдем спать!
— Заносчивости в тебе много, Сергей. Ты и добрые слова с подковыркой вроде говоришь. Ох, страшно мне за тебя, ох, страшно!
Чувствуя, что засыпает на ходу, он поцеловал мать, побрел в ванную, наспех почистил зубы. Зубы надо беречь непременно.
Он надеялся, что ему приснится Вера Андреевна, обольстительная и великодушная, а ему приснилось болото и темный волосатый мужик, низкорослый, без лика, грозивший ему кулаком. Давний гость, нежеланный, еще из прежних детских, утомительных и жутких снов.
Галина Кузина переслала Сергею записку следующего содержания:
«Уважаемый сэр! Будучи в некотором затруднении, я хотела бы испросить у Вас совета. Не уделите ли Вы мне несколько минут Вашего драгоценного времени для приватной беседы? Всегда готовая к услугам Г.».
Боровков выискал неописуемых прелестей девицу среди склонившихся над своими столами студентов и вежливо ей кивнул.
Они встретились в пятом часу в институтском скверике. Погода была ясная. Боровков предложил девушке сигарету, от которой она с презрением отказалась.
— Ну, в чем твое затруднение?
Кузина окинула его роковым взором. Однокурсники в большинстве уже рассосались по домам, но мимо их скамеечки проходило много людей, и почти все с удовольствием или завистью задерживались взглядами на красивой парочке.
— Скажи, пожалуйста, Боровков, кем ты себя воображаешь? Мне важно это знать.
— Кем я себя воображаю? Или кто я есть на самом деле?
— Хорошо, кто ты есть на самом деле?
— Я — гений, — спокойно ответил Боровков и, подумав, добавил: — Но еще не состоявшийся.
— Я так и думала, — ее нежные щечки приобрели свой обычный цвет белоснежного атласа, словно откровенное сообщение товарища по учебе ее сразу успокоило. — Но скажи, Боровков, ты в чем-нибудь одном гений или гений всеохватного масштаба?
Ему нравилась Кузина. Он подумал, что она похожа на мать-природу, которая рано или поздно навсегда сомнет его в своих безумных, слепых, сладостных объятиях. Сейчас еще просто срок не настал.
