Голос солдата | страница 84



Послушала она его, послушала. Видит, что ежели не расшевелить его самой, то вся ночь зря пройдет. Обняла «ухажера» да и шепчет: «Поцелуй меня, сладенький». Он ровно иконы губами коснулся. Потом пристроился возле нее, отвернулся и заснул сладко-сладко…

— И посейчас на подушке моей дрыхнет, дурошлеп.

Когда шли в расположение, Митька насмеялся вволю. Расспрашивать Славку стал, как это он гвардию опозорил, — в ответ лишь моргал Горелов да плечами пожимал.

— С женским полом надо посмелее, — поучал Митька. — Не думай, что им неохота. Притворство это. Бери ее…

— Как же? А если не хочет? Ведь женщина.

— Ох и глупый же ты, Славка!

22

Славка называл пигалицу Галочкой. Со стороны тотчас можно было определить, пришлись они друг дружке по душе. Да Славка-то сам ничего сказать ей не отважится. Думай не думай, а придется, верно, самому за это дело приниматься. Митька, однако, крепко усвоил отцовское правило: ежели надумал что сделать с толком, не суетись. Прикинь, обмозгуй — второпях только кошки родят. Оттого-то котята слепыми на свет белый появляются.

С Галкой никак нельзя было дать промашки. Это тебе не Валька-повариха. Тут надо с подходом. Должно, не скоро бы отважился Митька повести речь об этом деле, ежели бы Галка сама не подвела его к разговору.

Гулял он как-то по госпитальному двору, папироской от сестер и докторов тайком баловался — курить-то ему было запрещено, а бросить характера недоставало, — с ребятами о том о сем трепался. Когда вдруг услыхал:

— Митя! Ты почему у Славика не был? Обход кончился.

Оглянулся он. Галка стоит, на солнышке щурится.

— Курить охота, землячка. Докурю вот, пойду.

— Не задерживайся — Славик без тебя скучает.

— Сердцем болеешь за него? — Митька увязался за ней и, все более надеясь на удачу, стал выспрашивать: — Верно я примечаю, что Славка тебе по душе пришелся?

— О чем ты, Митя? Что-то не пойму… — А сама покраснела-покраснела — даже глаза заблестели. — Глупости…

— Вот уж не глупости, товарищ Мурашова! Вовсе даже не глупости. — Чем явственнее делалось ее замешательство, тем увереннее держался Митька. — Какие тут глупости? Пришелся по душе, верно? Уж я-то приметил. Ты не красней, девка. Чего стесняться? Ничего в этом худого. Славка — мужик что надо. Жены там или, допустим, невесты у него нет. А что искалечило его так… Слушай, чего расскажу.

Они медленно шли по аллейке между цветочными клумбами. Госпитальный двор велик — что твой плац училищный. Однако там, на плацу, ничего не росло. Все вытоптали курсантские сапоги. А тут, куда ни глянешь, — цветы, цветы. Под июньским солнцем сверкали брызгами струи фонтана — голая баба подняла вверх чего-то вроде подсвечника, и из него била вода. Пахло нагретой землей, травой, цветами. И в какой уж раз Митька подивился тому, как у них, у австрийцев, устроена жизнь. Всего только месяца полтора миновало с той поры, как по этим местам прошел фронт, а поглядишь кругом — и следа от войны вроде как не осталось.