От самого Секешфехервара помкомвзвода Исаев разъезжал на трофейном мотоцикле с коляской (гвардии полковник позволил), случалось, возил оптические приборы, рацию, боеприпасы, сухой паек. И вот на другой или на третий день после взятия Вены, возвратясь оттуда, где в штабе корпуса было какое-то совещание, на которое он ездил с гвардии полковником, Васюта позволил помкомвзвода и им со Славкой отлучиться до двадцати четырех ноль-ноль в Вену. Понятно, гвардии старший сержант прокатил их с ветерком. Потому что какой это срок — полсуток? По дороге до города они и разглядеть-то толком ничего не сумели. Разве только с полдесятка разбитых американскими да английскими бомбами кирпичных зданий слева и справа от шоссе.
В самой Вене разрушений оказалось гораздо меньше, нежели, допустим, в Будапеште. Ребята сказывали, вроде как наш командующий фронтом маршал Толбухин обращение к жителям австрийской столицы написал. В том обращении говорилось, что от них самих теперь командование Красной Армии ожидает помощи для спасения города. Станут они помогать фашистам — Вену под огонь артиллерии и авиации Красной Армии поставят. Захотят сохранить город — советское командование им поможет. И вроде как венцы фашистам не были союзниками. Потому-то и, кроме следов американских и английских бомбежек, в Вене, можно сказать, разрушений почти что не было. На какой-то улице пришлось им остановиться перед не разобранной покуда баррикадой (немцы-то готовились к долгой обороне города), дальше увидали они валяющийся на земле железный герб Германии — когтистый орел с горбатым клювом.
Жителей Вены на улицах почти не было. Какая-то женщина перебежала дорогу перед мотоциклом и вскочила в подворотню, да на углу возле исходящего дымом после пожара серого каменного здания стоял высокий седоусый старик с палкой…
Здесь же на углу взмахивала флажком регулировщица, крепенькая девка в сапожках и офицерской гимнастерке с сержантскими погонами. Исаев притормозил, спросил, как проехать к венскому оперному театру. Однако тотчас же стало ясно, что они зря теряют время. Грозный с виду сержант, верно, ожидал от мотоциклиста и его пассажиров не тех вовсе вопросов.
Пришлось расспрашивать седоусого австрийца. Митька в разговор не встревал. Не знал по-немецки ни слова — не то что помкомвзвода или Славка. Старик австриец не тотчас, правда, понял, чего у него спрашивают. А потом растолковал все как надо.
Прикатили на круглую площадь с чудны́м названием «Опернринг». Площадь больше походила на зеленую лужайку в парке, посреди которой стояло красивое белое здание. Оно было довольно-таки здорово попорчено американской бомбой. Проехав по аллейке между травянистыми и цветочными газонами, Исаев осадил мотоцикл возле главного входа в покалеченный театр. Стекол в окнах и дверях не было, и откуда-то все еще сочился дым. Воняло взрывом и пылью.
