— Завидую я вам, — вырвалось у меня.
— Понятно. По чести говоря, я сам себе завидую. Никак не дождусь той минуты, когда своих увижу. Шутка ли, от самого Днепра вместе шли. Я, брат, в госпитале четвертый раз. И в нынешний свой дивизион из госпиталя прибыл. Под Ростовом зимой меня стукнуло — чуть ли не полгода провалялся. Как затвор, медики собирали. Зато от Запорожья до самой Вены прошел, можно сказать, без особых приключений. От лейтенанта до капитана вырос. Вначале принял взвод управления, а ранен был перед самой Веной уже командиром дивизиона. Ты спрашивал, как меня называть. Докладываю: капитан Стригунов. Можно сказать, Слава, познакомились. О тебе-то я наслышан. От Гали.
— Вы любите ее? — спросил я.
— Люблю. А как же? — Капитан Стригунов усмехнулся дружелюбно и подмигнул мне: какие, мол, могут быть секреты между мужчинами. Откровенно говоря, мне это не очень понравилось. Хотя вообще-то он был симпатичен. — Почему бы ее не полюбить? — продолжал капитан. — Галочка — девушка хорошая, чистая. Таких сейчас не очень часто встретишь. Не то что некоторые…
— Вы женитесь на ней?
— На фронте, брат, об этом думать рискованно. Как знать, что тебя ждет. А когда победа будет за нами, тогда уж, брат, как в песне поется. Помнишь: «Одержим победу — к тебе я приеду»? Ясно, гвардии рядовой Горелов? — Он опять усмехнулся по-дружески. Усмешка у него была свойская, симпатичная. Строгое лицо моментально становилось добродушным, а глаза под светлыми густыми бровями делались теплыми. — Да, ты в чьем хозяйстве служил? Фамилию командира помнишь?
Я назвал своего комбата. Капитан Стригунов засмеялся:
— Васюта твой комбат? Сашка Васюта? Господи, да ведь мы в одном взводе в училище были! Повезло тебе, брат, на комбата. Толковый мужик Васюта. Очень толковый. Верно я говорю?
— Верно, — согласился я без энтузиазма. Меня задело, что этот удачливый капитан Стригунов не только о моей Гале говорил так, будто имел над ней власть, но еще и гвардии капитану Васюте другом оказался. — Мы его любили.
— Любили? — переспросил капитан Стригунов иронически. — Любили! Любить, брат, школьного учителя допустимо. А офицера, боевого командира, уважать полагается. Верить в него.
— А любить разве плохо?
— Да не то чтобы плохо. Лишнее это на войне.
В обед Галя поднялась на возвышение вместе с толстой «швестер». Та положила на мою тумбочку такую же, как и у капитана Стригунова, бело-голубую выглаженную пижаму и, покачивая обтянутыми белым халатом внушительными бедрами, под не слишком пристойные возгласы обитателей «вокзала» двинулась к двери в коридор. Галя достала из тумбочки трофейный бумажник с моими документами, значками и медалью «За отвагу». Коричневый, из толстой кожи, бумажник этот достался мне в марте у озера Балатон, когда мы взяли в плен трех немцев-танкистов. А как он оказался в тумбочке, я понятия не имел.
