Местом сбора Сысой выбрал полянку под Красноталовым бугром. Провожать добровольцев вышли девчата, старухи, ребятишки и старики. Из-под темных платков, надвинутых на лоб козырьков глядели хуторяне с жалостью или нескрываемой ненавистью. Назарьев поймал на себе взгляд Ермака — недобро поглядел парнишка, сурово, осуждающе. Пелагея глядела в землю, окутав плечи шалью. Либо не знала, как ей положено было провожать служивого, либо и впрямь горевала, боясь на людях оплакивать живого мужа.
И опять — пили, кричали добровольцы, потрясали кулаками, подбадривая самих себя, заканчивая давно не утихающие проводы.
Старики, сбившись в круг, не глядя на сборы и расставание молодых вояк, тянули песню, задирая головы, стараясь перекричать один другого:
Ой, благословите, отец-мать, родные мои все,
Ой да, мне на службицу идти.
Может-может, меткая винтовочка,
Ох, из-за кустика сразит…
На ходу под песни и хохот разливали в стаканы самогон, угощали всех, кто выходил из проулков на звон песен. Бывалые казаки говорили напутственные слова молодым, подбадривали; разомлев от выпитого, вспоминали, как ломали свою службу в гвардии, выхвалялись друг перед другом.
— Братка, не езди, — просил Демочка Игната, поглаживая седло на коне. — Куда ты? Поранить могут. А то и навовсе…
Ой-да кровь польется алою рекою…
Старики оборвали песню, один из них махнул рукою, сказал:
— Нехай испробуют, погарцуют, а то война пройдет, а они и пороху не понюхают. Нехай, а то нечего будет внукам рассказывать. Свои собаки дерутся.
— Игнат-то как кочет ходит, туда же… — посмеялся над зятем шорник Колосков. — Любо на него поглядеть, когда он косит или копнит. А вот как он с шашкою… на человека…
— Да, вояки никудышные, — согласился Казаркин. — Один Кулагин обстрелянный.
— Ну, эти молодчики… — Колосков кивнул на Сысоя. — Идут за землю свою, за усадьбы. Это понятно. А Фомка с Мишкою?.. Куда их черт несет? Эх, голь перекатная.
Работящих парней, братьев Фомку и Мишку Болдыревых, редко видали на игрищах — не до песенок, не до гуляний им было в многодетной бедной семье. А теперь вот, багровые от выпитого, гарцуют на чужих конях.
— За компанию. Казаки ведь. Кровь горячая. Удаль показать хочется.
— Хорошо, когда провожают да встречают, — сказал отец Пелагеи. — Да вот серединка бывает тяжкая.
— Серединка с каждым днем менеет, и скоро ее совсем не станет. Дело понятное. Самый большой костер догорает, а они едут золу разгребать.
— Костер могет и перекинуться…
