В канун бабьего лета | страница 24
— Ну, кто отгадает? — ждал ответа Дмитрий. — По чему же ребята босиком бегают?
Ребятишки под хохот парней и девчат сыпанули к Арсению. И один из них разочарованно выкрикнул:
— По дороге да по траве бегают. Вот как!
— А чего нельзя купить за деньги? — Дмитрий, хитро улыбаясь, глядел на ребят.
— Мать родную!
— И папаньку тоже!
В игру встревали парни. Один из них крикнул:
— Птичье молоко? Верно, а?
— И потраченное время, — добавил Дмитрий. Игнату показалось, что мастеровой зыркнул в его сторону. — А вот кто берет денежку с живого и мертвого?
Замолчали ребятишки, переглядываясь. Один стреканул к Арсению. Сысой, сгорбатясь, сунув руки глубоко в карманы, вышагивал вдоль стены-огорожи, зло выплевывал подсолнечную шелуху.
— Поп! — громко крикнул парнишонок от бузинового куста.
— Наш отец Еремей!
— Гы-гы… И правда!
— Слыхал, а? Как шуткует? — спросил Сысой Игната. — Во, чужак затесался. Он договорится, он дошуткуется.
— А вот ты отгадай! — выступая наперед, звонко выкрикнул один из ребят. — Отчего наш хозяин магазина Батлуков самый толстый на хуторе? Хе-хе, ну?
— Не знаешь, не знаешь…
— Эх ты…
— Кости он широкой, ребята, — Дмитрий пожал плечами.
— У него товару много, вот! Самая большая лавка на хуторе.
— И денег куча.
— И жрет он бесперечь, как поросенок. Видал я.
— Эх вы, сопляки, туда же! — выкрикнула дочка хозяина магазина Нинка Батлукова. Но все знали, что ее отец первым подписался на «Заем свободы» Временного правительства, отвалил на митинге четыре тысячи рублей, отдал золотые крестики и даже Георгиевский крест покойного родителя.
Дмитрий, торопясь куда-то, задал ребятам задачку — как перевезти через речку капусту, козу и волка по одному, чтобы все осталось целым: волк не съел бы козу, а коза — капусту.
Ребята сбились в кучу, загалдели, а Дмитрий, весело взглянув на Любаву, крутнулся и зашагал по проулку в хутор.
Любава глядела ему вслед, пока не померкла в темени белая рубаха, хоть и чувствовала, должно, как за ее взглядом следит Назарьев. В последние вечера она то и дело поглядывала на реку, в степь, будто кого оттуда поджидала, выспрашивала Игната о том, чего он не знал.
— Кто из девок у вас в станице в армию к Каледину собрался? Либо в министры метят?
Любава ответа ждала, а Игнат поглядывал на нее с любопытством и плечами пожимал.
— А кто из ваших станичников на летучем митинге бросил попу в лицо грязные портки? Это вместо денег-то…
— Я на летучие митинги не хожу, — Игнат начинал сердиться: и зачем ей, девке, в эти дела лезть? Заметил Игнат, Любава, выспрашивая, глаза прищуривает, уголки губ ее вздрагивают — злую усмешку сдерживает. Не замечал в ней такого раньше.