Бежали дни, недели, и Ляховский все острее чувствовал, что Света перестает быть для него безразличной. Пытался убеждать себя: чушь, все пройдет. Даже смеялся в душе — весна виновата!.. Однако легче не становилось. Случались минуты, когда он страшился оставаться с нею наедине,— Янина нередко работала во вторую смену. А девушка, словно читая мысли Жореса, старалась чаще попадаться ему на глаза: то похвастается какой-либо безделушкой, то проскачет мимо на одной ноге, улыбнется: «Ну как, к лицу мне эта кофточка?»
Она никогда не называла его «отцом», «дядей», даже «Жоресом Григорьевичем». Говорила только — «вы». И вот теперь мучительно искала и никак не находила того единственного слова, с которым можно было бы легко и просто к нему обратиться. Наконец тихо произнесла «Жорес». Произнесла и зарделась, потом попросила: «Разрешите называть вас так, когда нет мамы...» Жорес улыбнулся и кивнул в знак согласия, хотя тут же подумал: «Правильно ли это, ведь Света может расценить мое согласие как слабость. Да и хорошо ли договариваться об этом за спиной у Янины?» Подумал и сам себя успокоил, мол, все это сущая ерунда. Света не решится называть его по имени, но вскоре убедился, что это так. Девушка называла его Жоресом и уже не смущалась...
Вскоре Ляховский допустил еще одну ошибку, хотя на первый взгляд это был обычный жест внимания с его стороны. Света пожаловалась матери, что у нее нет купальника — старый мал, а на следующей неделе на уроке физкультуры надо сдавать плавание. Мать велела подождать до зарплаты. Ляховский же перед этим разговором как раз получил стипендию и пообещал выручить падчерицу. Потом каялся. Ходил, выбирал, терзался мыслью: а вдруг не подойдет или не понравится. Лучше бы дал деньги, пусть бы сама выбрала на свой вкус. Такие покупки обычно делала Янина. Бывало, купит что-нибудь, а Свете говорит: это отец тебе сделал подарок.
Жореса сердила подобная тактика задабривания. И все ж купил — золотистый шелковый купальник и резиновую шапочку. Отдал Свете, которая была несказанно рада обновке, разделся в прихожей и поспешил в свой кабинет. Надо было заканчивать дипломную работу, времени оставалось в обрез, а тут еще государственные экзамены на носу. Правда, все это его мало тревожило. Главное было сделано — комиссия по распределению оставила его в столице, в солидной газете, редактор которой заранее дал на него заявку. Теперь надо было только разделаться с дипломной работой — доработать последнюю главу и все начисто переписать.
