причинами»: ее муж погиб на войне и им с сыном пришлось перебраться к ее черствым родителям. Другая женщина взялась за перо, чтобы рассказать, насколько ухудшился ее ревматизм с тех пор, как она попала под бомбежку в 1944 г. Ей «становится все труднее» ходить: «Меня всюду приходится носить, я всегда завишу от других»
[277].
Revue обратил особое внимание на одного мужчину, герра Вайланда, комиссованного из вермахта в 1943 г. как «совершенно негодного к службе» из-за постепенной потери зрения. Однако после встречи с Грёнингом в Херфорде его зрение частично вернулось
[278].
По словам Фишера, около 25 % корреспондентов заявляли, что врачи оценили их состояние как неизлечимое. Другие страдали от «хронических недугов, которые… коренились в seelische причинах». Фишер охарактеризовал многих из тех, кто писал Грёнингу, как «духовно дезориентированных». Они «не видели выхода», чувствовали ужасное одиночество, думали о суициде и не имели «никого, кому могли бы доверять». Один писавший охарактеризовал свою жену как herzkrank>{9} — павшую духом — после потери дочери. Другая женщина поведала, что ее дочь изнасиловали восемь раз, с тех пор она больна и отказывается есть[279].
Для большинства врачей в 1949 г. болезни не существовало, если у нее не было «органической причины». Если пациенты жаловались на боль, у которой нельзя было обнаружить очевидного физического основания, врачи искали другие объяснения. В отличие от проблемы хронической боли в наши дни, эти объяснения могли бросать тень на нравственную конституцию страждущего, предполагать наследственный дефект или намекать на отсутствие моральных устоев[280]. Возможно, пациент — симулянт, выклянчивающий пособие по инвалидности, либо ему не хватает стойкости или силы характера, чтобы пережить тяжелые времена. Может быть, пациент слишком чувствителен или слабоволен, а может, с ним или с ней уже что-то было не так до войны[281].
Письма Грёнингу, по убеждению Фишера, со всей ясностью свидетельствовали о том, что мнение врачей традиционного направления об узкой применимости психосоматической медицины необходимо пересмотреть. Описываемые болезни не были фантомными болями: это были очевидные физические нарушения, имеющие истоки в душевном состоянии человека. Индивидуальные рассказы о страданиях раскрывали то, что Фишер назвал эффектами «массовой судьбы»: «ночи под падающими бомбами, бегство и голод, павшие отцы, павшие сыновья, нападения и изнасилования».
