– Звычайная сям’я, што тут казаць. Ой, забылася, як бацькоў Пермяка Анісіма звалі… Бацька ягоны і плотнік добры быў, і каваць умеў. Матка ягоная шыла добра. Ня пілі, не курылі, не гулялі… Добрая сям’я. Тое, што маліліся інакш, дык хай, іх справа. Некаторыя і навогул ня молюцца…128
– А как они молились? – спросил я.
– А калі як. Улетку, ці калі проста надвор’е добрае – ля разбуранай царквы, стоячы, малітвы іхныя спявалі. Калі дрэннае надвор’е было – вокны, памятаю, адчынялі, ды ў іх маліліся. Неяк, на ўсход рабілі гэта. Крысціліся двума пальцамі. А тут у нас жа яшчэ нейкае паганскае копішча ў лесе ёсць – яны і туды зачым-та хадзілі маліцца.129
На этом месте мы с Асей переглянулись.
– Так, а сам Анисим, каков он был как человек? – поинтересовался я.
– Добры мужык. Дапамагаў усім, але так, каб с кім-та сябраваць – не, не было такога. Як бацькі ягоныя папаміралі – ён з’ехаў на год ці на два. Вярнуўся ўжо з жонкай, не памятаю, як яе звалі…130
– Так-так-так, – попытался я припомнить, – Не Ирина ли?
– Во-во! – подтвердила Ивановна, – Точна, Ірына. Яна зусім з другой вёскі, ня ведаю з якой, таксама кацапка была. Прыгожая дзеўка, добрая. Вось. Радзіла дзяўчынку яму… як яе звалі-та, забылася…131
– Дарья, – подсказал я.
– Во-во, Дар’я. Там, праз гадоў пяць Ірына зноў зацяжарыла, але не разрадзілася, памерла. І дзіцятка памёр, хлопчык быў. Анісім тады вельмі перажываў, маліўся пастаянна. Дачку таксама застаўляў, каб і яна малілася… Кажуць, што Анісім, нібыта, гвалтаваў дачку, але ня верце. Я-та ведаю, што гэта там адная ў нашай вёсцы жыла, Тамара, здаецца, звалі яе. Дык вось…132
…Так вот, по версии Ивановны, местная многодетная вдова Тамара (муж ее рано умер, заделав ей предварительно четырех детишек), как говорится, положила глаз на Анисима. Она даже готова была принять веру и традиции его, воспитывать Дарью, как свою дочь (одним ребенком больше, одним меньше). Вряд ли Тамара питала какие-то чувства к нему, но понять и оправдать вдову в этом плане тоже можно было: в то время, с четырьмя детьми-погодками на шее, одинокой женщине действительно тяжело было выжить; а Анисим, как-никак, являлся единственным свободным мужиком в окрестностях, подходящим ей по возрасту; кроме того, многое делать руками умел, имел приличное хозяйство, большой дом. В общем, принялась она Анисима обхаживать. Со слов Ивановны, девка она действительно была видная, вышла замуж рано, рожать тоже рано начала, соответственно, была совсем еще молодой, когда овдовела, и сравнительно не старой, когда решила лечь под Анисима. Тут уж естественно, ее очень сильно оскорбило то, что он отверг ее, вот Тамара и начала распускать разные слухи в отместку. Поначалу мало кто ей верил, многие пальцем у виска крутили, стыдили, ругали ее в открытую, особенно те, кто Анисима знал до этого хорошо; ну а потом кто-то где-то засомневался, кто-то все-таки поверил, ну так, в общем-то, все и пошло. Самое ужасное, что страдала от этого больше всего именно Дарья. Тогда, в шестидесятые годы, Спаси еще являлось живой деревней, с нормальным населением, хватало и молодежи. Ну и Дашины сверстники, то бишь дети и подростки, начали ни в чем не повинную девочку обижать, унижать, гнобить. В первую очередь, именно это и заставило Анисима настроиться враждебно против соседей, еще больше оградиться от внешнего мира, и дочь свою оградить…
