Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма | страница 5
— Ты слыхал о семье Боклер?
— Да, сослуживец Пианэ говорил что-то сегодня.
— Мама, а правда, что дочь Боклер отправят на каторгу?
— Молчи! Тебе рано об этом знать.
— Бедные люди!
— Этот пансион — какое-то странное заведение, где директриса позволяет читать всякие книги.
— За семью Боклер надо молиться.
За семью Боклер молятся. Воскресенье. В готической церкви полно. Сквозь пестрые витражи лезут бледные лучи солнца, в которых пляшет пыль. Склонились головы, седые и лысые, головы в воскресных шляпах, с фиалками и ласточками.
Толстенький кюре влез по узкой лесенке на висячий балкончик с резьбой.
— Дорогие братья, дорогие сестры! Вспомните тот день, когда наш учитель…
Птички, лысины и фиалки насторожились. Неужели мосье кюре ничего не скажет о семье Боклер, о пансионе Лафрикен?
— Нет, мосье кюре ничего не сказал о семье Боклер, — говорит мадам Леша́.
Дамы сидят в гостиной мадам Леша́. Кружевные занавески спущены. Со стены хмурится Наполеон. На столе в стеклянной вазочке с бантом семь рогаликов. Семь дам — семь рогаликов. Каждой даме по рогалику. Теперь — не довоенное время. Дороговизна. Экономия.
— Мосье кюре ничего не сказал о пансионе Лафрикен, в данном случае мосье кюре неправ.
— Я полагаю, что пансион надо закрыть.
— Я поговорю с мосье мэром.
— Несчастная мать! Несчастный брат!
— Кстати: говорят, он женится?
— Так, может быть, поэтому мосье кюре ничего не сказал?
— Ах, что вы, мадам! Я не поверю.
Часы бьют семь. Воскресный день окончен.
Воскресный день окончен. Снова стенография и картошка. В доме странный беспорядок. Мадам Лафрикен прилагает все усилия, чтобы его поддержать.
— Я не хочу походить на мещанок этого грязного захолустья, — говорит она. — Я продолжаю быть на стороне девчонки. Полюбила — отдалась. Я — богема.
Малиновые кресла расставлены по всем углам. Валяются книги стихов и несколько тетрадок нот. Рояль раскрыт. В столовой на столе вместо скатерти лежит испанская шаль в чернильных пятнах.
— Подумайте, — говорит мадам Лафрикен, — я лишилась уже четырех учениц! Все из-за этой истории. Впрочем, будь что будет.
— Все это так, — говорю я, — но, проверяя счета…
— Я запрещаю вам проверять счета. Скоро весна, — говорит мадам Лафрикен, и глаза ее блестят. — Скоро весна, все равно.
Весна. Воздух медленно тает и течет теплой струей ветра. Кусок синевы и ветка в жирных почках влезли в окно. Восемь девушек склонились над бумагой. Я диктую стенографию:
— «Господа! Ввиду повышения цен на хлопчатобумажные товары, я, как председатель Коммерческой палаты…»