— Личину опусти.
— Не личину, а забрало... Для борьбы за справедливость. — Палач опустил красную маску. — Господи мой Боже, счастье какое. Слушай, неужели община не поблагодарит, не отметит моего труда, долгого моего труда? И он... Слушай, ему ведь всё равно воскресать — может, и похвалит.
— А может...
— Побыстрее, братец, побыстрее.
Они пустили коней вскачь.
...Когда они проезжали через Росстань, редкие люди бывшей толпы ещё оставались на площади. Cтояли возле ратуши, молчали. И молчание стало ещё более пасмурным, когда увидели всадника в красной маске.
— Поскакали, — отметил Зенон, увидев палача и гонца.
— Поскакали, — Гиав строгал мечной заготовкой щепочку.
Марко и Клеоник играли в кости. Ничего не сказали, лишь мрачно проследили за всадниками.
— Если бы самозванец — они бы так быстро за палачом не поскакали, не повезли, — промолвил дударь.
— Ясно, — жестоко бросил Кирик. — Обмишулились мы. На наших глазах второй раз Христа взяли, а мы дали им взять. Последнюю нашу защиту перед мытарями. Жаль.
— Брось чепуху городить, голова, — улыбнулся Клеоник. — Просто человек. Люди. Потому и жаль.
Кузнец уже почти кипел:
— Раз хватают, раз сразу за палачом да на каразнь — стало быть, это не просто люди.
Вус смотрел на мир мрачными глазами сквозь блестящие золотые пальцы.
— К нам пришёл. Знал, что плохо.
— Чтобы нас защитить, пришёл, — ещё возвысил голос Вестун. — Чтобы город свой защитить. От голода, от их чумы, от податей, от монахов. Сам Христос! Так что, дадим?!
И внезапно он вскочил. Обвёл глазами безлюдную площадь, ослепительные под солнцем стены, затворенные от жары ставни.
— Эй, люди!
Площадь молчала.
— Люди! — гаркнул во весь голос Кирик. — Убийство! Христос пришёл в Городню!
Глава IX
ДНО ПРЕИСПОДНЕЙ
Помысли, мог ли я невлажным глазом
Взирать вблизи на образ наш земной,
Так свёрнутый, что плач очей печальный
Меж ягодиц струился бороздой?!
Данте
Где ты, беда, народилась,
Что за меня уцепилась?
Песня
Они стояли в большом судном зале, только теперь не у двери, а у возвышения, на котором высился стол. Никого больше сегодня в зале не было: слишком важным было дело, чтобы допустить кого-либо из посторонних, пускай себе и богатых людей.
Только эти тринадцать с мерцающими отпечатками пламени на лицах (перед ними стояла жаровня, и от ее огня, казалось, были розовыми хитоны из рядна и кровавыми лица). Да ещё стража (латы их от отблесков наливались краснотой, дрожали и словно плавились). Да ещё палач со скрещёнными на груди, голыми по локоть руками возле двери в пыточную.
