Он ласкал руками машины.
— А вот клетки.
Одна клетка была огромной, как корабль, обтекаемой формы, с шарнирными лопастями.
— Вон плавающая клетка. С плавниками. Для кита... А вон там — видишь, с ногами — бегающие, для львов... Э, брат, тут неделю можно показывать. Клетки разные. Хочу ещё такие, чтобы ползали, придумать. Для червей.
— Для червей, пожалуй, лишнее, — подал голос гонец.
— Ну, не скажи. Мало что! Они тоже возле корней роют. Поехали?
Он подпоясывал сорочку кожаным ремнём с крючками. Сорочка была очевидно с чужого плеча, и гонцу вновь стало не по себе.
Палач взял меч.
— Может, и не надо, — усомнился гонец.
— Ну, на всякий случай. А что?
— Да еретики. В лучшем случае вешать, а то и костер.
Палач расплылся в улыбке.
— Ну, брат, это ты хорошее принёс... Это...
— Уга-га! — разделило восторг, сказало вместо хозяина существо на шкафу.
И только сейчас в отблесках светильника гонец увидел там большущую, в половину сажени, неясыть. Он никогда не видел таких. В два раза больше любого пугача. Гонец попятился к двери.
— Ну, звери, — обратился палач, — не шалите без меня, оставайтесь разумными. Я вам за это мяса привезу из города.
...Они медленно ехали берегом Немана. Солнце было в зените и жгло нещадно и немилосердно.
— Я, брат, человека знаю до последнего, — рассуждал палач. — Как никто больше. Работа у меня стародавняя, честная, почётная. Со всеми великими людьми, уж не говоря обо всех умных, знаком.
И вдруг гонец снова увидел на лице палача разочарование и меланхолию.
— Но работа у меня неблагодарная. Торговец, скажем, угодит покупателю — ему руки пожимают, в следующий раз к нему придут. А ко мне? Лекарю от того, кто выздоровеет, — подарки. — Палач всхлипнул. — А я стараюсь, ночей не сплю ради общей, ради общественной пользы, а мне — ну хоть бы что. Отцы церкви, конечно, не в счёт, их можно не принимать во внимание. Но ничего я так не хочу, как человеческой благодарности. Мне — от людей бы спасибо. Ну, сказал бы хоть один: вот, братец, здорово ты с меня голову снёс. Я просто теперича на седьмом небе. Ан нет... Сегодня хотя кого? Чего это весь синедрион собрался?
— Христа с апостолами смертью карать.
Палач остановил коня.
— Шутишь, что ли?
— Да нет, правда.
— Б-батюшки, — глухим голосом воскликнул палач. — О-ой!
— Что, не любишь?
— Да нет... Нет! Случай какой редкий! Счастье, счастье какое привалило!
Палач задумчиво улыбнулся солнцу и жаворонкам. Всадники приближались к вратам в валу.
