Не смеялся один Лотр. На губах его была брезгливость. Даже он не понял, что это мистериане.
— Этого ещё не хватало. Самозванцы.
— Сказано ведь, явятся лжепророки, — пробасил Комар.
Всё ближе подходили к молчаливой гурьбе те тринадцать.
— Сотник, возьми их, — повелел Лотр.
Корнила подал знак страже и медленно двинулся навстречу лицедеям. Тронуть человека с крестом всё же не посмел. Протянул руку к грузному Богдану Роскошу.
— Не тронь меня, — налился кровью Богдан. — Я белорусский шляхтич!
Но стража уже бросилась. На глазах у бездеятельной толпы закипела яростная, короткая стычка.
— Мы лицедеи! — кричал Братчик, но никто не слышал его в общем шуме.
Апостолы сопротивлялись отчаянно. Особенно один, чёрный, как цыган, с чёрными, блестящими глазами. Ставил подножки, толкал — с грохотом валились вокруг него люди в кольчугах. Наконец на него насели впятером, прижали к земле. Он извивался в пыли, как угорь, и кусал врагов за икры.
— Вяжи самозванцев! — крикнул Пархвер.
Лишь тут Братчик понял, чем пахнет плен, и начал действовать крестом. Дрался он с удивительной ловкостью: можно было смотреть и смотреть. Ни одна из городенских мечных или секирных школ не учила воспитанников чему-либо подобному.
Вертел крест, бил им с замаха и уколом, подсекал его точь-в-точь под занесённое для удара древко гизавры, и древко ломалось, как соломинка. Рядом с ним действовали и остальные, — Акила с разворотом бросал воинов от себя, — но все смотрели лишь на человека с крестом.
Уже скрутили всех остальных, уже свалили даже Богдана, который рвался к фургону за саблей, а Братчик всё ещё вертелся между нападавшими, рычал, совершал ложные выпады, бил крестом, ногами, головой. В конце концов, кто-то бросил ему под ноги петлю, и он, не заметив, отступил и стал одной ногою в неё. Верёвку дёрнули, она свистнула, и человек тяжело грохнулся всем телом на крест.
Несколько минут над ним ещё шевелилась человечья куча. Потом всё утихло.
Схваченных потащили по рынку к замковому мосту.
Как удар грома, упала за ними решётка врат.
...Толпа молчала. На площади всё ещё царило недоразумение. Пользуясь им, крестному ходу удалось ущемиться между противниками и постепенно начать давить на них и разводить гурьбы всё дальше и дальше друг от друга. Только что произошло такое странное, что драться уже не хотелось, а хотелось обсуждать. Да и редко кто вознамерился бы лезть на врага через кресты, хоругви и помосты со статуями. Ненароком ещё святых оскорбишь.
