И ему вторил, тоже щупая синяки, Жернокрут:
— Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас.
Отцепленные крылья отдыхали рядом с Братчиком.
— Не так вы это, — внезапно с печальной улыбкой произнёс он.
— А как? — гневно спросил лысый Жернокрут. — Это я лицедей. Я знаю, как оно играть надобно. А вы тут все — сброд. Учите тут меня, а провал — из-за вас. Из-за вас мне всё переломали. А это всё денег стоит.
— Что им в твоих мистериях? Они люди тёмные. Это не то, что привычные школяры. У нас, бывало...
Жернокрут внезапно встал:
— Слушай, Юрась Братчик... Знаем мы, что ты школяр. Говори, что это там кричали про огневого змия? На ком это ты приземлился?
— Кричали потому, что бедные, тёмные люди, — нерушимо ответил Братчик. — Я школяр из Мира.
Мирон Жернокрут взорвался:
— А били... Били нас из-за кого?
— Били нас за то, что мы плохо играли. И ещё потому, что они никогда не видели такого. Что им в твоих мистериях? Тут надобно, как в сказке про осину и распятие. Гвозди не полезли в руки, а осиновые колышки полезли (они, мужики, знают, ведь осиновый гвоздь и в бревно полезет). И тогда распятый затрясся и заклял осину: «Кабы ж ты всю жизнь так тряслась, как я сейчас трясусь». Такое они знают. Такому они поверят.
— А что, — согласился Роскош. — Правда.
— Правда! Правда! — передразнил Жернокрут. — Мне лучше знать. Я — хозяин.
— А как это ты, хозяин, один очутился на дороге с фургоном целого позорища, в котором человек пятнадцать было? Нашёл где?
Жернокрут хлопнул губами, будто сундук закрыл.
— Вот что, — предложил «ангел». — Мошенничать так мошенничать. Что нам в этих бедных местечках? Идём сразу в большой город, в Городню. И совсем без разных там глашатаев переоденемся за стенами да в город. И — товар лучшей стороной.
— В Городне людей побольше, — отметил, щупая синяки, Акила.
— Так что?
— Ты Христа в Городне сам играй, — сказал Юрасю Акила. — Я тяжел на бегу. Для меня эта работа слишком вредна.
Глава V
АНАФЕМА
Я сказал ему, что нечего запасать, солить, сушить ругань там, где её и так достаточно. Зачем это дело, если и так мир держится лишь на ней и ругаются все, от папы и до идущего с черпаком. И чем больше ругаются, тем больше ругань — горох о стенку... И потом, при чём тут рыжий кот?
Фарс об анафеме рыжему коту
Горшком назови, но в печку не ставь.
Белорусская поговорка
В тот год Рим предавал анафеме Лютера и иже с ним, вспоминал проклятием Ария, Вальденса, чернокнижника Агриппу, Гуса и Иеронима Пражского и других ересиархов. В тот год Москва вспоминала анафемой Святополка Окаянного и новгородских «жидовствующих», отрицавших монастыри и церковное землевладение и говоривших, что Христос и без епископа есть Христос, а епископ без Христа — тьфу, и зачем он тогда вообще?
