— А ты веруешь? — едко спросил Турай.
— Моё дело. Как твоя вера — твоя, а его — его... Ну, могу сказать: верю в Бога-духа, общего для всех. Лица разные, а Он один. И нечего за разные облики Божьи спорить и резать друг друга.
— Ты ведь католик? — удивился Турай.
— Для меня самая удобная вера. Я резчик. Никто другой вырезанных богов не признаёт. И поэтому я католик... пока режут живых людей из дерева... и до того времени, когда станут... как дерево... резать живых людей.
Ему было тяжело и страшно высказывать эти свои новые мысли. Турай бросился на колени.
— Еретик ты, а не католик!
— Ну-ка, садись. — Кузнец положил руку на голову мечнику и с силою усадил. — Тоже ещё... отец церкви. И я считаю: один Бог у всех. Как ты... для меня — Турай, дядька Турай... для Марко ты — отец... а для жены твоей и друзей — Гиав. Замолчи. Соборов нам тут не разводи. Дай слушать.
— Да чего он?!
— Замолчи, говорю, — повторил кузнец. — Интересно. Судит человек то, чего до сих пор никто не осмеливался судить. Говори дальше, что там насчёт неверных?
— Да что? — уточнил резчик. — Появились писаные книжечки. Много. «Княжество Белой Руси и Литвы, суждённое правдой вечной» [2].
— Там что? — жадно смотрел в его глаза Вестун.
— Нет богов, — рассказывал Клеоник, — и не надо томления и изнурения души по ним. Нет и не надо никакой власти Адамова сына над таким же сыном Адамовым. Нет и не надо лучших и худших в государстве, церкви и костёле, и в богатстве.
— Как это нет? — спросил Вус.
— Не должно быть... Не должно быть разницы в законе, разницы между королём и народом, между царствующим и пашущим, между плебеем и шляхтичем, а должно быть всё для всех, общее и поровну, и вера должна быть и на земле и на небе, а веруй, как кто хочет.
Легло молчание. Потом Турай вздохнул.
— Правда. Только насчёт Бога — ложь.
— Ну, это тебе сам Бог, когда умрёшь, скажет, — улыбнулся кузнец. — Сказано: веруй, как хочешь. Действительно, «суждённое правдой вечной».
— Правда... — задумался Клеоник. — И вот потому и страшно мне. Что-то такое (только с верой Божьей) Гус проповедовал и Прокоп — как на них бросились?! Кровью залили. А теперь правда снова всплыла. У нас. Тёплая. А на тёплое ужи и змеи ползут. Так неужели, думаете, на нас они не бросятся?! И с мечом многие открыто бросятся, и те, подземные, с отравой. Поэтому я и говорю: тёмное грядёт, кровь грядёт, меч грядёт, отрава грядёт.
— Брось, — не согласился легковесный Марко. — Не попустит Бог.
