— А мне что? Всё равно она в нише стоять будет. Кто заметит? А мне упражняться надобно. Все святые в ризах, будто язык в колоколе, а тут редкий случай.
Несколькими почти невидимыми, нежными движениями он подправил статую, бросил ей на голову фартук — прикройся! — и вышел к гостям, подперев щепочкою дверь.
Вестуна, дударя и Зенонова друга Тихона Вуса нашли возле мастерской Тихона в золотом ряду.
Тихон, и действительно такой усатый, что каштановые волны усов висели до середины груди, выслушав, искривился.
— Дурень ты, друг, — обратился он к Зенону. — Я за тот хлеб ему отработал. Перстень золотой с хризопразом сделал его... гм... ещё в прошлом ноябре. Она в ноябре родилась, так хризопраз ей — счастливый камень. Неужели такая работа половины безмена зерна не стоит? Я думал: мы рассчитались. И потом, если голуби виновны — он должен тебе отдать. Площадь, на которой его лавка стоит, принадлежит Цыкмуну Жабе. И он за неё ни гроша Жабе не платит, а за это обязан голубей из Бернардинской и Яновой голубятней вскармливать. Так он, видимо, от безденежья не кормит. Глаза у него шире брюха и ненасытные, как зоб ястреба. Святых птиц к разбою приучил. Что ж делать?
Кирик спрятал в карман кости, в которые от нечего делать мужики играли втроём, и встал.
— Ну-ка, идём.
— Куда ещё? — спросил Зенон. — Вечно ты, Марко, раззвонишь.
— Идём, идём, — поддержали кузнеца друзья.
Тихон тоже встал. У него были удивительные руки, грязно-золотые даже выше кистей — так за десять лет въелась в них невесомая золотистая пыльца, единственное богатство мастера. Жиловатые большущие руки.
И эти золотые руки внезапно сжали кулаки.
...В судном зале читали приговор. Читал ларник суда, даже на вид глупый, как баран. Таращил глаза, делал жесты угрожающие, жесты умиротворяющие, жесты торжественные. А слов понять было почти нельзя — будто горячую кашу ворочал во рту человек.
— Яснее там, — улыбнулся Лотр.
— «...из этого исходя, — ларник откашлялся, как удар грома, — высокий наш суд постановляет сатанинскому этому отродью...». Слушай!
От громогласного крика мыши в клетке стали на задние лапки. Ларник поучительно и уже от себя сказал им:
— Сказано ведь, кажется, в Книге «Исход»: «Шма Израиль!» Это, стало быть, «слушай, Израиль!», вот как.
— У вас что, все тут такие одарённые? — спросил Лотр.
— Много, — подтвердил доминиканец.
Ларник читал из свитка дальше:
— «Постановляет высокий наш суд осудить тех на баницию, изгнать тех мышей за границы славного княжества и за границы славного королевства, к еретикам, — пусть знают. А поскольку оно высокое, наше правосудие, — выдать им охранную грамоту от кошек и ворон». Вот она.
