— Сена жалеешь, курожрало? — спросил Кирик. — Вот так тебе черти в аду холодной воды пожалеют.
— Сам в аду будешь, диссидент, — огрызнулся бернардинец.
— За что? За то, что не так крещусь? Надобно это Господу Богу, как твоё прошлогоднее дерьмо.
— Богохульник! — вращая глазами, как баран перед хоругвями, прохрипел мних.
— Дёргай ещё охапку! — скомандовал Кирик.
Волынщик медлил, ибо монах потянулся к корду.
И тогда кузнец взял его за руку с кордом, минуту поколебался, одолевая немалое сопротивление, и повёл руку с кордом ко лбу мниха:
— А вот я тебя научу, как схизматики крестятся. Хоть раз да согреши.
Чтобы не пораниться, бернардинец разжал руку. Корд змейкою блеснул в пыли. Дударь подумал, поднял его, с силою швырнул в колодец. Там булькнуло. Он поправил дуду и пошёл к возу.
— Вот так, — Вестун с силою припечатал кулак мниха к его лбу. — И вот так, — мних согнулся от толчка в живот. — А теперь правое плечо... Куда ты, куда? Не левое, а правое. А вот теперь — левое.
И с силою отбросил мниха от себя.
— Богохульство это, Кирик, — непохвально выразился дударь. — Озорство.
— Брось, — плюнул кузнец. — Вон Клеоник католик. Что я, заставлял его по-нашему креститься? Да я его кулаком обмахнул, а не пятью пальцами. Брось, дударь, сам фигой крестишься.
Лошадка благодарно качала головою. И тут кое-кто на площади, и Зенон, и даже сам кузнец свистнули. Из обдёрганного воза торчали женские ноги, поджимались. Мних с молниеносной скоростью сдвинул на них сено, побежал рядом с конями, подгоняя их.
Привратник с грохотом открыл перед возом врата. Улыбнулся с пониманием дела.
Воз исчез. Хлопнули половины врат.
— Видел? — со смехом спросил Кирик. — Вот тебе и подёргали.
— Глазам не верю, — полез к затылку дударь.
Друзья со смехом двинулись по улице, стараясь занять как можно больше места.
«Надо будет с кузнецом поговорить», — подумал Зенон.
Хлебник уже вышел с небольшим узелком. Глядя в спины друзьям, шепнул:
— Еретики. Теперь известно, откуда такие листки подмётные, манящие появляются, от каких таких братств.
Зенон увидел котомочку.
— Ты что? Побойся Бога, хлебник.
— Вздорожало зерно, — зевнул тот. — Ну и... потом... тебе всё равно через неделю приходить, так остаток, столько же, тогда возьмёшь. Чтобы не наваливался сразу, чтобы дольше хватило. Я тебя жалею.
— А зерно тем временем ещё вздорожает?
— Жалей после этого людей, — отозвался рыбник.
— Слушай, ты, — засипел хлебник. — Мало у меня хлеба. Совсем почти нету. И мог бы я тебе и через неделю ничего не дать, и вообще не дать. Тихон Вус твой друг?
