Думаю — байки это. Никто ничего не знает. И не Он это, наверно, приходил. Но то, что на небе происходило и что случилось в ту ночь, — это правда, это многие видели. И потому поверили легко. А может, и не потому, а просто отчаяние.
...Весною той, ночью, — а видели это жители из Мира, из Несвижа, и Слуцка, и Слонима, всех тех городов и весей, — с шипом и свистом промчался по небу огневой змий с длинным ярким хвостом.
Ближе всего видели его мужики деревни Вонячье, под Миром. Пролетело сверху, и вниз, и наискось и чебурахнулось за окоёмом. Содрогнулась земля, полыхнуло нечто такое огнём, а потом долетел глухой удар.
Утром наиболее смелые пошли в ту сторону. Увидали огромную яму — шесть, если не больше, хат влезет — со сторонами оплавленными, что-то блестящее на дне и разметённую вокруг, тёплую, как печка, землю.
Яму ту, вместе со всем, потом мирский капеллан приказал, не рассматривая и не копаясь, землёю засыпать — дабы искушения не было и дабы не дотрагиваться до вещей змея. Ибо всем известно, чьим оружием был змий. Но это потом, на второй день.
И тогда увидели мужики под кустом, в тумане, человека, который лежал, широко раскинув руки, ничком, как низринутый, как лежал сатана, когда Господь Бог низвергнул его с небес.
Лежал он неподвижно. Потом крики козодоя то ли разбудили его, то ли привели в сознание. И он оперся на руки, а потом медленно встал и поднял с земли плащ. И тогда все увидели, что он в одежде школяра, и тогда окликнули и подошли, а до того времени боялись.
Спросили, почему он тут, а он сказал, что он странствующий школяр и заблудился и хорошо видел, как падает это с неба... И далеко от него; но так как он и дальше блуждал, то случайно вышел на это самое место и тут увидел, что земля горячая. А поскольку огниво он потерял, а сам весьма намёрзся, то лёг на горячую землю и проспал, как на лежанке. А когда у него спросили, а почему это у него лоб разбит, он сказал, что вчера, по дороге, подрался со странствующим монахом в корчме.
И тогда у него спросили, как это он не боялся так близко от дьявольского места спать. А он сказал, что никаких дьяволов на свете он не боится и с охотой бы на этот вид посмотрел или даже выспался на одной печке — ибо ему это маловажно.
Был он не так уж и молод, лет тридцати пяти, но весьма силён и на голову выше всех. Лицо какое-то не такое и, как те люди мне говорили, чудаковатое, брови густые и длинные, зубы на удивление белые. На поясе у него висел корд в блестящих ножнах. Блестящих, но дешёвых, ибо это не было серебро.
