Потом только узнали мы, над чем смеялся дохлый зверь. Тогда, когда наречённый Христос в Городню зашёл и людей побил, и ксендзов (исправлено кем-то: «попов». — прим. автора) с магнатами побил. А явился он за грехи католических (исправлено кем-то: «православных». — прим. автора) сыроядцев и особенно за грехи кардинала Лотра (исправлено кем-то: «митрополита Болвановича». — прим. автора).
Большущее лежало на берегу и воняло, которое, дьявол его знает, из каких допотопных времен пришло и вот, по неизвестной причине, издохло. Может, потому, что появился человек... Но это мудрствования начались уже. А христианин мудрствовать-то не должен, дабы не убыла вера. И так пришла в упадок она в последние наши времена.
И было в глазах остекленевших, во всём издыхании уродины этой и в смраде какое-то пророчество. Но какое — слабым мозгам человеческим до сих пор не удалось понять.
...И ещё было в тот год страшное и непонятное. Только уж не на земле, а на небе. Возникали где-то далеко озёра и океаны, и замки плыли в облаках, и неизвестные возле них деревья и пасущиеся стада.
Плыли в небе корабли под кровавыми парусами.
И вставали в небе города, так крупно, что жителей можно было узнать в лицо, и один узнал в этом дьявольском городе друга, а за это его затащили в городскую темницу. Потому что, если у тебя уж друзья в таких городах живут, — ясно, что ты за птица.
А то было ещё тогда в Мстиславле. Вышел только день назад из города шляхетский полк на границу. И вот увидели этот полк жители. Идёт по небу. И через несколько дней вырезали и выбили этот полк до последнего человека. Шли Москву бить, а вместо этого Москва их побила. Шли по небу, куда через несколько дней и отправились. Это, стало быть, Бог знамение подал.
А из Менска в то же время увидели в небе два легиона, которые, схватившись, сражались так, что ясно было: мало кто останется жив. Можно было рассмотреть дым, сабли, ржущих без звука коней и каноны. О горе великое! О ярость человеческая!
А потом выяснилось: видели сечу наших с татарами, теми, которых ещё князь Василий Третий на нас навёл. И сражались за Мозырем. А дотуда от Менска почти сто шестьдесят две менских версты, как птице лететь.
И от ужаса, голода, сечей и знамений небесных понятно было: наступают последние времена, смерть лютая людям и вымирание. Те времена, когда, может, не только на развод людей не останется, но и одного, чтобы плакать над трупами. Те, когда остаётся только и надеяться, что на высший разум.
