А в тот год и вольнодумцы ахнули. Правду говорил преподобный. За одну ночь на отмелях тех ящеров, тех цмоков нашли сорок, да половина того качалась на волнах, как плавающие острова. Да на другое утро нашли ещё немногим меньше половины того, что подохло в первую ночь.
А ещё через ночь всплыл самый большой. Один.
Смолянский лекарь из местного замка милостивой нашей королевы Боны, прослышав, поскакал на то озеро, чтобы того дикого и страхообразного зверя увидеть. Мало ему было, архиневерному схизматику, что госпожа едва его спасла от костра, ибо он трупы выкапывал и потрошил их так, что и Пётр-апостол их потом не узнал бы. И, возможно, много людей таким образом в рай не попало. Мало, видимо, если всё же поехал и, несмотря на ужасный смрад, зверей-цмоков тех осмотрел да записал, утешая пустое и праздное своё любопытство.
Ибо это только для того и надо было, дабы знали все, каких цмоков заклял преподобный Амброзий. И если кто хочет знать, каких, тем я, на минутку в записи лекаря заглянув, цмока того опишу, чтобы знали величие нашей мудрой церкви, да вечно будет с нею Господь Бог.
На вид тот цмок был как зверь фока, такой же лоснящийся, в складках, только без шерсти. И серый, как фока. Но длиннее его куда. Ибо длины в нём было семь с половиной логожеских саженей, а если поинтересуется немец, то восемь и одна пятая фадена, а если, может, англиец, то сорок девять футов и ещё двадцать два дюйма.
Туловище имели те цмоки широкое и немного сплюснутое, и имели они плавники — не такие, как у рыбы, а такие же, как у фоки, толстомясые, широкие, но не очень длинные. Шею имели, по туловищу, так тонкую и слишком длинную. А на шее сидела голова, одновременно похожая и на голову змеи, и на голову лани.
И, ей-богу, смеялась та голова. Может, просто зубы скалила, а может, — над нашими бедами. И зубы были величиной с конские, но острые, и много их было на такую голову аж донельзя.
Глаза огромные, как блюдца, мутно-синие в зелень, остекленевшие. И страшно было смотреть в те глаза, и мурашки по спине, словно Евиного змия увидел, и не по себе как-то, и словно в чём-то виноват.
Лекарю, конечно, страшно было смотреть. Ибо я, Андроник Логофил, случайно тогда пребывавший в Смолянах, возле озера того не был. Лекарю можно, а у меня такого покровителя, как у него, нет. Да и не интересовал меня проклятый зверь. Я в вере твёрд и от любопытства лишнего отрекаюсь. Непохвально оно для христианина, любопытство-то.
