Он, правда, решительно отмел предположение о том, что подобный исход мог служить отличным мотивом для убийства: для кого угодно, но только не для него, и в любом случае это глупо даже обсуждать, поскольку во вторник утром в 7:28 он выехал на поезде в Ларчмонт, чтобы продать там свой катер. Где он сел в поезд: на вокзале Гранд-Сентрал или на Сто двадцать пятой улице? На вокзале. Он был там один? Да, один. Он покинул свою квартиру на Восточной Восемьдесят четвертой улице в семь часов и воспользовался подземкой. Как часто он ею пользуется? Достаточно часто, но только не в часы пик. И тому подобное – в моем блокноте его показания заняли четырнадцать страничек. Я выставил Полю оценку «два с минусом»: даже если бы он и мог представить неопровержимые доказательства того, что прибыл в Ларчмонт на этом поезде, все равно упомянутый поезд в 7:38, то есть десять минут спустя после отправления с вокзала Гранд-Сентрал, делает остановку на станции «Сто двадцать пятая улица».
Что касается Дороти Киз, тут главный вопрос звучал так: на какую долю прибыли от отцовских доходов она могла рассчитывать? Из ее рассказов следовало, что иногда отец обходился с наличностью весьма вольно, а порой вдруг становился настоящим скупердяем. Я совсем запутался, причем ситуация осложнялась еще и тем, что цифры просто не держались у Дороти в голове. В итоге я пришел к выводу, что величина доставшегося ей наследства находится где-то в промежутке между двадцатью и пятьюстами тысячами долларов ежегодного дохода: согласитесь, довольно широкие «ножницы». Оставалось понять, какое положение было для мисс Киз более выгодным: когда живой и здоровый отец хорошо зарабатывал и ни в чем не отказывал дочери или когда она, став наследницей, получала все денежки, за вычетом доли, причитавшейся Полю? Дороти прекрасно понимала всю серьезность этого вопроса. Впрочем, должен заметить, он вроде бы не сильно ее обеспокоил, ведь она даже не потрудилась поднять брови.
Если это была игра на публику, то весьма талантливая. Вместо того чтобы опереться на твердый моральный принцип, гласящий, что любящие дочери не убивают собственных отцов, она заняла иную позицию. Дороти утверждала, будто в такую несусветную рань – все произошло, как известно, в половине восьмого утра – не смогла бы убить и муху, не говоря уже о собственном отце. Она вообще не привыкла вылезать из кровати до одиннадцати, за исключением чрезвычайных ситуаций. Вот, например, в прошлый вторник ее разбудили уже в начале десятого, сообщив печальную новость о смерти отца. Мы установили, что мисс Киз жила вместе с отцом в их собственной квартире неподалеку от южной оконечности Центрального парка. Есть ли у них слуги? Да, две горничные. Затем Вулф поставил вопрос ребром: могла ли она, чисто теоретически, незаметно покинуть дом, а затем так же незаметно вернуться до семи утра? Невозможно, заявила Дороти, ее так рано ни за что не разбудить, если только не окатить водой из садового шланга. Но точно утверждать она не может, поскольку в жизни не пробовала рано утром незаметно выходить из дому и возвращаться обратно.
