На следующее утро, в 10:55, я вновь сидел в кабинете, дожидаясь, когда Вулф спустится из оранжереи на крыше, где у него имеется десять тысяч орхидей и множество других видов декоративных растений. Я играл в пинокль с Солом Пензером и Орри Кэтером, которых мы специально вызвали по телефону, чтобы поручить им кое-какую работу. Сол, маленький, длинноносый, неказистый, вечно ходит в замызганной старой кепке, однако лучшего исполнителя для любой работы, какую только можно сделать, не надевая смокинга, просто не найти. Орри же способен годами обходиться без расчески, и, хотя он обладает относительно широким кругозором, до Сола ему все-таки далеко.
К 10:55 я обеднел на три бакса.
В ящике моего стола лежали два исписанных блокнота. Вулф не стал держать клиентов всю ночь напролет, но, когда те расходились, утро было уже не за горами. Теперь мы знали о каждом из фигурантов дела куда больше, чем было напечатано в газетах. Судя по их собственным рассказам, у этих пятерых имелось очень много общего. Так, например, никто из них не убивал Зигмунда Киза; никто, включая даже его родную дочь, не был особенно опечален его смертью; ни у кого из них не было пистолета и никто из них даже не представлял, как из него стрелять; никто не мог представить хоть какие-то улики против Виктора Талботта; ни у кого не оказалось несокрушимого алиби. Более того, у каждого имелся собственный мотив для убийства, пусть и не самый лучший на свете, как у Талботта, но достаточно серьезный.
Вот что они рассказали.
Фердинанд Поль был возмущен до глубины души. Он никак не мог понять, зачем впустую тратить драгоценное время на них, выясняя несущественные подробности, когда единственное, что требовалось от Вулфа, – это сокрушить и без того непрочное алиби Талботта и засадить его за решетку. Но факты он нам все же представил. Десять лет назад именно он дал Зигмунду Кизу сто тысяч долларов, чтобы начать дело и создать элегантный офис, подходящий для успешного промышленного дизайнера. В последние два года доходы Киза достигли просто заоблачных высот, и Поль захотел поделить их поровну, но встретил решительный отказ. Ежегодно Киз выделял ему мизерные пять процентов от первоначального вклада – пять тысяч долларов, тогда как половина прибыли в десять раз превышала эту сумму. Однако Поль не мог предложить ему классическую альтернативу: «Выкупи мою долю или продай мне свою», потому что успел за это время ввязаться в несколько других проектов, оказавшихся провальными, и по уши увяз в долгах. По закону все было правильно: согласно соглашению о партнерстве, Полю полагалось всего пять процентов, тогда как Киз проводил прибыль через бухгалтерию как зарплату и объяснял, что предприятие процветает исключительно благодаря его дизайнерским талантам. Словом, деловой партнер оставил Поля в дураках. Теперь же, когда Киз был мертв, разговор пошел совсем другой: на руках у Поля имелись все контракты, а по некоторым договорам их фирма будет получать отчисления на протяжении двадцати лет. Если Поль и Дороти, наследница Киза, не смогут договориться между собой самостоятельно, вопрос о разделе доходов будет решать судья, и тогда Поль получит, по его собственной оценке, как минимум двести тысяч, а может быть, и гораздо больше.
